Кристианна Брэнд - Зеленый – цвет опасности

– Да, могла, – признала Эстер потрясенно.

– Но зачем кому-из нас понадобилось убивать Хиггинса? – нетерпеливо воскликнул майор Мун. – Возможно, Фредерику пытались убить, потому что, как говорят в романах, она слишком много знала. И сестру Бейтс наверняка убили по той же причине. Но зачем кому-то из нас убивать Хиггинса?

Вудс не стала повторять свою теорию про непристойные открытки. Вместо этого она предположила, что сестра Бейтс убила Хиггинса, а потом кто-то в отместку убил ее.

– Глупости, дорогая, – возразила Эстер. – Сразу возникает вопрос: зачем самой Бейтс убивать Хиггинса?

– Потому что он стал свидетелем сцены между ней и Джарвисом, и назавтра это разнеслось бы по всей больнице.

– Из них двоих Иден был больше заинтересован в том, чтобы дело не вышло наружу, – мрачно сказал майор Мун.

– Джарвис исключается, он ни за что не поднял бы руку на Фредди, он к ней очень нежно относился.

– Почему ты говоришь «относился»? – спросила Эстер.

– Ладно, пусть «относится», если тебе так больше нравится.

– Полагаю, твои соображения не произведут большого впечатления на инспектора, Вуди, – спокойно сказал майор Мун. Он допил чай и поднялся на ноги. Его добрые голубые глаза были полны тревоги и печали. – Мне нравится Иден, – сказал он без всякой связи с предыдущим. – Мне он всегда нравился, он… он славный. Я не думаю…

Эстер хотелось поскорее закончить этот разговор: ей не терпелось поделиться с Вуди новостью про Уильяма. Она уверенным тоном произнесла:

– Джарвис не имеет отношения к убийствам Хиггинса и Бейтс по простой причине: у него физически не было возможности устроить покушение на Фредди, как бы он к ней ни относился. В то утро он даже не приближался к коттеджу, поэтому никак не мог заклинить окно и открыть кран. Он не знал, что в счетчик надо бросить шиллинг.

– Да, – согласился майор Мун, – конечно.

Он остался стоять на месте, с потерянным видом глядя на носки своих туфель. Казалось, он почти уже принял решение.

– Мне самому не нравится то, что я сейчас скажу… Вы, девушки, должны быть осторожнее. Эстер, ты особенно, моя дорогая. Я не хочу говорить ни слова против Идена, ни единого слова, но… После того, как я встретил вас в парке сегодня утром, я столкнулся с Иденом. Я беру на пробежки в парк старую твидовую куртку, чтобы набросить на плечи, возвращаясь в общежитие. Сегодня я оставил ее под кустом, и когда я стоял там и надевал ее, Иден вышел из общежития, внимательно посмотрел в обе стороны, и… Неприятно рассказывать, тем не менее… Он подошел к вашему коттеджу, заглянул в окно, постоял немного, открыл дверь и вошел внутрь. Минуту спустя он вышел и снова огляделся. К тому времени я был уже у ворот общежития, и, полагаю, он меня не заметил. Мои дорогие, возможно, про шиллинг Иден не знал, однако за две минуты до того, как Фредерика ушла с дежурства и отправилась спать, я видел, как он выходил из вашего дома. – Уже повернувшись к двери, чтобы уходить, майор добавил: – Почему он никому об этом не сказал – вот что меня беспокоит…

На следующий день к Уильяму явился посетитель. Инспектор Кокрилл подошел к дверям палаты и, застыв на пороге с зажатой под мышкой фетровой шляпой, заглянул внутрь. Ночь поспешила к нему навстречу.

– Инспектор, как приятно снова вас видеть!

– А мы уже встречались? – поинтересовался Кокрилл.

– Ах, инспектор! В самый первый вечер после вашего приезда сюда, разве не помните? Вы пригласили меня с моей подругой в кабинет начальника госпиталя, и мы мило там поговорили! – сказала Ночь, вертясь на месте, как девчонка. Она даже добавила, что они обе с тех пор мечтают получить его автограф, но не решаются попросить.

– И не надо, – строго произнес Кокрилл. – За кого вы меня принимаете? За кинозвезду? – А потом вдруг, взмахнув тростью, воскликнул: – Привет, дружище! Пришел с тобой побеседовать… – и двинулся прямиком к постели Уильяма, оставив Ночь в растерянности стоять на пороге.

– Встал сегодня не с той ноги, – доверительно сказала она Дню, столь же озадаченной.

Кокрилл знал отца Уильяма, поскольку был знаком почти со всеми сколько-нибудь важными людьми в Северном Кенте.

– Здорово, Коки, – ответил Уильям, принимая почти сидячее положение. – Рад вас видеть.

– Только, ради бога, не проси у меня автограф. – Инспектор бросил шляпу на пол рядом со стулом и вытащил жестяную коробку с табаком. – Надеюсь, в царстве антисептики разрешено курить?

– Конечно. Угощайтесь, – предложил Уильям и протянул ему три сигареты, оставшиеся из полагавшихся ему на день пяти.

– Спасибо, у меня свои… Как нога, мой мальчик?

– Нормально, – беспечно ответил Уильям. – Срастается потихоньку.

– Как тебе в больнице? За тобой хорошо ухаживают?

– Очень хорошо, – проникновенным тоном произнес Уильям. – Тут просто чудесно.

Кокрилл удивленно поднял бровь. Ничего особо чудесного он не видел. Столы в центре палаты были украшены несколькими букетами цветов в довольно уродливых вазах, вокруг слонялись или сидели ходячие пациенты в синих хлопчатобумажных пижамах. Они разгадывали головоломки, или писали письма, или собирались вокруг постелей тех, кто пока не мог подняться, играли в вист или лото. Объявления на стене запрещали азартные игры под страхом смертной казни, поэтому монетки держали под подушками. Вот мужчину, которому только недавно разрешили вставать, опекают сразу несколько доброхотов. Они медленно, с бесконечным терпением, водят его взад и вперед по палате. «Хорошо, приятель! Аккуратненько! Молодец…» Библиотекарь Красного Креста вкатывает тележку, заваленную книгами; любители почитать принимаются рыться в шкафчиках, чтобы отдать те, что брали на прошлой неделе. «Пожалуйста, какой-нибудь крутой детектив, мисс». – «Дайте ему что-нибудь про любовь, мисс…» Друзья ободряют мужчину, лежавшего в полудреме от укола снотворного, который ему сделали перед операцией: «Все уже, осталось недолго, старина. Удачи, передай привет сестричкам в операционной». Пара санитаров в длинных зеленых халатах вкатывают в палату белую тележку, грузят на нее пациента и везут в операционную. «Счастливого пути!» – кричат вслед провожающие, а потом спокойно возвращаются к игре в лото. Пациент, лежавший на кровати, покрытой клеенкой, приходит в себя после анестезии. Пунцовое лицо отрывается на секунду от матраса, два ярких глаза окидывают помещение пустым взглядом, и голова с глухим стуком вновь опускается на кровать. «Лежи, лежи», – тут же раздается с полдюжины голосов, кто-то встает, подходит к больному и берет его за руку. «Не дергайся, милок, лежи спокойно, – говорит он, а потом кричит на всю палату: – Сестра, он начинает приходить в себя!» – и снова возвращается к игре. Пациент с переломом позвоночника лежит на ортопедической кровати, уставившись в потолок. Он провел в таком положении уже шесть недель, и ему предстоит пролежать еще почти столько же. Астматик, накрывшись шерстяным платком, со свистом дышит над миской горячей воды с капелькой ладана, время от времени сердито оглядываясь по сторонам.