Энн Перри - Грехи волка

Вскинув брови, Монк с откровенным недоброжелательством смерил взглядом элегантную фигуру расположившегося в кресле адвоката. Того это, к его собственному удивлению, ничуть не рассердило. Пожалуй, он даже испытал некоторое удовлетворение. Его, скорее, вывело бы из себя, если бы детектив сохранял сдержанность. Это означало бы, что он не встревожен, не принимает ситуацию слишком близко к сердцу. А необходимо было, чтобы он испугался, – ведь опасность и в самом деле реальна! Только дурак не поймет этого.

– Я хочу, чтобы вы отправились в Эдинбург, – с еле заметной улыбкой заговорил Рэтбоун. – Расходы я, разу-меется, оплачу. Вам необходимо разузнать все, что возможно, о семействе Фэррелайнов – о каждом из них.

– А что собираетесь делать вы? – настойчиво повторил Уильям, остановившись у стола и весь напрягшись.

Оливер холодно посмотрел на него. Он понимал, насколько пока что слаба его позиция. Юрист чувствовал себя в своей стихии, находясь в зале суда, лицом к лицу со свидетелями и судьями. Он умел учуять обман, выстроить словесную ловушку и загнать в нее лжеца, умел выудить правду из-под нагромождений лжи, из тумана неведения и забывчивости. Подобно хирургу, тщательно зондирующему рану, он умел извлекать на свет скрываемые факты. Но сейчас у него не было необходимых свидетелей – кроме Эстер, знающей так безнадежно мало.

– Я собираюсь побольше узнать о медицинской стороне дела, – ответил он, – а также об упомянутых вами юридических фактах. И подготовиться к процессу в суде.

Слово «суд», казалось, подействовало на Монка подобно холодной воде, сразу выведя его из состояния раздражения. Он хотел что-то сказать, но раздумал. Пожалуй, все уже было ясно и без слов.

– Прежде я должен повидаться с Эстер, – спокойно проговорил сыщик. – Устройте эту встречу. – Лицо его окаменело. – Мне необходимо, чтобы она рассказала об этих людях, что только сможет. Нам понадобится все, что удастся обнаружить, – даже впечатления, слухи, мысли, воспоминания. В общем, буквально все. Бог знает, как мне заставить их принять меня и согласиться со мной разговаривать!

– Солгите им! – с кривой усмешкой отозвался адвокат. – Только не уверяйте меня, что этот способ претит вам!

Уильям бросил на него полный омерзения взгляд, но ничего не сказал. Чуть помедлив, он повернулся и направился к выходу.

– Вы что-то говорили о расходах, – с явной неохотой произнес он. Оливера неприятно резанула мысль, что Монк сейчас попросит денег. Он предпочел бы дать их без напоминаний – ради Эстер.

Прочитав во взгляде Рэтбоуна, что тот его понял, детектив пришел в ярость, взбешенный и тем, что его намерение оказалось столь откровенным, и тем, что юристу было известно его финансовое положение. А больше всего его, пожалуй, возмутила забота адвоката о мисс Лэттерли. Вспыхнув, он стиснул зубы.

– У Клементса все для вас приготовлено, – ответил Оливер, – в том числе билет на сегодняшний ночной поезд до Эдинбурга. Он отправляется в четверть десятого. – Юрист взглянул на золотые карманные часы, изящ-ную вещицу с гравированной крышкой. – Отправляйтесь домой и соберите все необходимое, а я пока договорюсь о вашем посещении тюрьмы. Пишите из Эдинбурга обо всем, что вам удастся узнать.

– Разумеется, – отозвался Монк и после минутного колебания распахнул дверь и вышел.

Всю дорогу домой он проделал в состоянии шока. Эстер обвиняется в убийстве! Это напоминало кошмар, не укладывалось в сознании и все же было реальностью при всей своей дикости и нелепости. У сыщика возникло чувство, словно он уже испытал нечто подобное когда-то прежде.

Он упаковал необходимое белье, носки, бритвенные принадлежности, щетку для волос и запасную пару обуви. Предугадать, долго ли ему придется пробыть в отъезде, было невозможно. Насколько Уильям мог вспомнить, ему раньше не приходилось бывать в Эдинбурге. Он не имел представления, холодно ли там. Может быть, там такая же погода, как в Нортумберленде? Но и те места он помнил крайне отрывочно: в памяти сохранились не ощущения, а лишь отдельные картины. Впрочем, сейчас ему было не до мыслей об этом.

Сыщик понимал, откуда ему знакомо это владеющее им гнетущее чувство – страх и смесь неверия с осознанием неоспоримой реальности происходящего. Это было похоже на то, что пережил он сам, ощутив себя одновременно и охотником, и дичью, когда впервые очнулся в больнице после случившегося с ним несчастья. Он не помнил даже своего имени и, расследуя дело об убийстве Джослина Грея, по крупицам открывал для себя собственное «я». Он и теперь, спустя два года, знал о себе самом далеко не все, и многое из того, что обнаружил, глядя на себя чужими глазами, что-то припомнив, а о чем-то догадавшись, смущало его, ибо некоторые из собственных качеств были ему неприятны.

Однако теперь не время было думать о себе. Он должен распутать нелепую загадку смерти миссис Фэррелайн и роли Эстер в этой истории.

Захлопнув чемодан и прихватив его с собой, Уильям зашел к квартирной хозяйке. Не вдаваясь ни в какие объяснения, он известил ее, что отправляется в Эдинбург по делам и не знает, когда вернется. Та знала его привычки и не обращала на них внимания.

– Хорошо, – равнодушно отозвалась она и поинтересовалась лишь тем, что касалось ее самой: – Но вы, конечно, будете присылать квартирную плату, если ваше отсутствие затянется, мистер Монк?

– Разумеется, – бросил ее жилец. – А вы сохраняйте мои письма.

– Сохраню. Все будет в порядке. Разве когда-нибудь было иначе, мистер Монк?

– Никогда, – неохотно признал сыщик. – До сви-дания.

– До свидания, сэр.

Рэтбоун сдержал обещание, и к тому моменту, как Уилья-м добрался до тюрьмы, в которой содержалась мисс Лэттерли, там уже было получено уведомление о нем как о помощнике самого Оливера, то есть, по сути, как о еще одном адвокате Эстер.

Грузная надзирательница с выражением откровенной неприязни на властном лице проводила детектива по темному, вымощенному камнем коридору до камеры. При виде ее Монк содрогнулся и ощутил давно не испытанное чувство, близкое к панике. Он понимал, в чем дело. Этой женщине было известно, в чем обвиняется Лэттерли: в убийстве пожилой леди, своей пациентки, безоговорочно ей доверившейся, с целью кражи драгоценности стоимостью в несколько сотен фунтов. Этого хватило бы на то, чтобы целый год предаваться роскоши, но не ценой же человеческой жизни! В этих стенах надзирательнице приходилось сталкиваться с самыми различными трагедиями, преступлениями и отчаянием. Она видела озверевших женщин, совершивших убийство своего жестокого мужа, сутенера или любовника, видела несчастных падших женщин, убивших своих детей, видела женщин, воровавших из-за голода или от жадности, женщин коварных, невежественных, порочных, напуганных, глупых… Ей были знакомы все разновидности греха или глупости. Но, по ее представлениям, не могло быть никого презреннее образованной женщины из хорошей семьи, способной отравить доверенную ее попечению старую леди ради обладания тем, без чего можно обойтись.