Майкл Грубер - День мертвых

Конечно же, отец говорил в том числе и о смерти, хотя тогда она этого не сознавала. А теперь поняла, и вместе с пониманием неизвестно откуда пришло чувство глубокого покоя.

Они привезли Стату в какое-то место, где воняло луком, и там она долго лежала на бетонном полу. Ей разрешили помочиться в ведро, а потом опять швырнули в багажник. Мешка с головы снимать не стали. К тому времени, как ее вытащили снова, тело у нее одеревенело и ее мутило от выхлопных газов. Ковыляя в компании двоих конвоиров, она уловила знакомый звук и учуяла знакомый запах. Позвякивание такелажных креплений на алюминиевых мачтах. Запах моря. Ее вели к какому-то судну. Она немножко воспряла духом. Вода – это хорошо.

Они остановились. Кто-то сказал: «Ну, давайте посмотрим на сучку», и мешок с ее головы сдернули. Они находились на краю причала в гавани Плайя-Диаманте. Вечерело, и фонари вдоль причала уже горели, освещая стоявших мужчин, словно актеров на сцене. Помимо двоих бандитов, которые ее держали, присутствовали еще трое мужчин, но лишь один из них заслуживал внимания. Она взглянула на его лицо и поспешно отвела глаза, как мы делаем, когда средь бела дня происходит что-то чудовищное – скажем, самоубийца разбивается о тротуар. Такого человека Стате еще не доводилось встречать.

Это был невысокий мужчина, почти одного с ней роста и примерно одного возраста с ее отцом. Она вспомнила не к месту фильмы, где актеры так пыжатся изображать злодеев, и подумала, что разница тут такая же, как между ярким оранжевым шаром в кино и детонацией мощной взрывчатки в реальной жизни, неизмеримо более устрашающей, когда ударная волна несет невидимую смерть и хищно жужжат разлетающиеся осколки. Фотографии арестованных наркобаронов, которые Стата, как и все, видела в прессе, также не имели ничего общего с этим лицом. Разница – как между тигром в зоопарке и тигром в джунглях, который вот-вот прыгнет на вас. Этот человек не знал ограничений, он властвовал над жизнью и смертью. Это был реликт первозданной Мексики – страны, где на вершинах пирамид вырывали еще бьющиеся сердца, где конкистадоры заживо сжигали индейцев. Она уставилась на него и получила в ответ нечеловеческий взгляд, в котором ощущалось легкое любопытство и первобытный, вечно подозрительный ум; это было как смотреть в черные блестящие глаза богомола.

Один из конвоиров протянул Мельчору Куэльо ее «кольт» и пояснил, откуда тот взялся. Куэльо взвесил пистолет в руке, проверил затвор, а затем резко выбросил руку вперед и нацелился пленнице в лоб. Стата заставила себя выдержать его взгляд. Кажется, немая сцена длилась очень долго. В конце концов Куэльо фыркнул, вернул пистолет охраннику и сказал:

– Отдайте его Габриэлю. Может, засунет ей в щель и пальнет пару раз. Он же у нас любит такие приколы, а?

Все присутствующие посмеялись над этой милой мальчишеской шуткой, и после короткого разговора, которого Стата не расслышала, конвоиры подтащили ее к краю причала и столкнули в небольшую стеклопластиковую лодку с увесистым подвесным мотором, затем спрыгнули сами. О мешке никто даже и не вспомнил. Теперь уже не имело значения, что увидит пленница, да и не было рядом никого, кто бы мог ее узнать. Она радовалась возможности дышать и смотреть по сторонам, но в смысле шансов на выживание отсутствие мешка не сулило ничего хорошего. Ее везли прямо в лапы Эль Кочинильо.

Лодка с ревом сорвалась с места и вскоре уже неслась по слегка зыбящимся водам гавани, и при каждом скачке Стата больно ударялась головой о пол. Упершись ногами, она сменила позу и посмотрела за борт. Плайя-Диаманте отдалялся, пока не превратился в белую линию на фоне зеленых гор. Они все дальше забирались в море, и вскоре моторка уже не скользила по зыби, а боролась с настоящими океанскими волнами. Бандиты у руля болтали и покуривали, не обращая на нее никакого внимания. Наконец они вырубили мотор и осторожно подошли к корме огромной белой яхты.

Стата немало времени провела на воде, но такое громадное частное судно видела впервые – это была настоящая глыба из стеклопластика, как минимум сто сорок футов в длину. Поднимаясь по трапу, она прошла мимо юноши в форменных шортах и кителе, драившего палубу. Встретившись с ней глазами, он быстро отвел взгляд.

Стату провели по широкой палубе с навесом, уставленной круглыми столиками и стульями, затем по лестнице вниз и коридору с многочисленными узкими дверями. Потом они забрались в люк, спустились по еще одной лестнице и очутились ниже ватерлинии, в машинном отделении. Там было жарко и душно, слышался шум дизельных двигателей.

Бандиты открыли дверь. Один из типов ухмыльнулся и сорвал со рта пленницы скотч.

– Кричи сколько хочешь, chica . Здесь тебя никто не услышит.

Ущипнув Стату за ягодицу, он втолкнул ее в комнату и закрыл дверь. Раздался щелчок замка.

Похоже, помещение отводилось под кладовую, хотя сейчас пустовало, и стеллажи из стеклопластика сияли чистотой и еле заметно пахли чистящим средством. Под потолком светила единственная лампочка за стальной решеткой. Шевельнулась мысль, что если у человека есть желание кого-нибудь помучить и он может себе это позволить, то яхта в море – прекрасный выбор. Криков никто не услышит, избавиться от тела проще простого. Пытаясь справиться с паникой – чем это еще могло быть, как не пыточной? – она встала на колени, опустила голову на пол и затряслась всем телом. Из карманов выпали блокнот, ручка «Ротринг 600» и крошечный швейцарский нож. Она перевалилась на спину и стала ерзать, пока не нащупала его. Чтобы разрезать коротеньким, но острым лезвием пластиковые стяжки на руках, потребовалась минута. Убрав нож и блокнот обратно в нагрудный карман, Стата сняла с ручки колпачок. Оружие из «Ротринга» так себе, но все же у него был цельный латунный корпус и стальной наконечник. Она села в углу, спрятав руки за спину, и принялась ждать.

Кошмар пустой комнаты, и никаких часов, чтобы отмерять проходящие минуты… время растворилось, и текущий момент, которым нас призывают жить мудрецы, обратился в квинтэссенцию ужаса. Однако, пережив несколько мгновений жуткой безысходности, Стата вызвала в памяти то чувство покоя, что испытала чуть раньше, когда ее везли в багажнике. Она подумала, что представляет собой дисциплинированный разум в дисциплинированном теле, что у нее есть козыри, о которых ее похитители даже и не подозревают, и с этими мыслями стала следить за своим дыханием, как всегда поступала, чтобы снять напряжение во время важных состязаний, а вслед за тем пришел и соревновательный азарт. Хотя Стата не особо стремилась дорасти до олимпийских стандартов, в душе она была чемпионом; ей нравилось побеждать, и ее осенило вдруг, что это ведь тоже состязание, только наградой, вместо медали, – жизнь, и ее сердце исполнилось неистовой радости.