Дональд Томас - Шерлок Холмс и крест короля

Холмс постепенно таял под действием чар Джеки Фишера. Пока мы в приемной обсуждали новую работу, предложенную великому детективу самим монархом, в нескольких футах от запертой двери бушевал вихрь шелков и бриллиантов.

Предполагалось, что о самом существовании кабинета под номером 40 должны знать лишь немногие избранные, и, вопреки ироническим ремаркам Холмса, это действительно было так. Комната в Старом Адмиралтействе, выходящая окнами на плац-парад конной гвардии, Сент-Джеймсский парк и ренессансную громаду Министерства иностранных дел, действительно оставалась тайным центром, в стенах которого лучшие умы военной разведки трудились над закодированными сигналами, курсировавшими в ночном эфире между Берлином и Анкарой, Вальпараисо и Токио.

Кроме того, Фишер сообщил нам, что немцы передают как военные и дипломатические шифрограммы, так и обыкновенные сообщения при помощи глубоководного кабеля. Он идет от бременского порта по дну Северного моря к Ла-Маншу и через Бискайский залив к порту Виго на севере Испании. Провода тянутся также через Атлантику: к Нью-Йорку и Буэнос-Айресу через остров Тенерифе, принадлежащий Канарскому архипелагу.

Этим подводным линиям передач суждено было прекратить существование в первые же часы после объявления войны. Корабль «Телкония», собственность крупной кабельной компании, уже стоял в Дувре с военными моряками на борту. Ночью перед истечением срока британского ультиматума Берлину судно должно было выйти в рейс с запечатанным пакетом, содержащим секретные предписания, и направиться к нейтральному нидерландскому берегу, чтобы затем нанести удар по немецкой глубоководной системе связи в самом уязвимом месте — на мелководье. Экипажу «Телконии» приказали бросить якорь на водной границе Голландии с Германией и под покровом темноты и тумана ждать из адмиралтейства полуночного сигнала всем судам Королевского флота об объявлении войны.

Согласно плану, после этого «Телкония» зацепит крюками и вытащит на поверхность пять трансатлантических кабелей, покрытых железной оболочкой, военные связисты перережут их и концы будут брошены в море. Пусть нейтральная Голландия продолжает беспрепятственно вести переговоры с миром. Вражеской же Германии теперь придется довольствоваться открытым радиовещанием, передавая сигналы из крупного узла в Науэне, близ Берлина, либо через соседние дружественные страны, такие как Швеция. Сообщения в эфире будут перехватываться новыми станциями оборонного ведомства, которые цепью протянулись вдоль всего британского побережья.

Посвятив нас в эти подробности, Фишер заговорил о строжайших мерах безопасности и секретности:

— Общество не должно знать о вашем, мистер Холмс, сотрудничестве с адмиралтейством. Противнику наверняка известно, что в прошлом вы уже расшифровывали его засекреченные депеши. Нужно заставить немцев поверить, будто вы навсегда оставили это занятие.

— Прежде всего, — вступил в разговор капитан Холл со скромностью, приличествующей новичку на политических дебатах, — мы предприняли попытку убедить неприятеля в существовании широкой и действенной британской шпионской сети на континенте. Два офицера Королевского флота, лейтенант Брендон и лейтенант Тренч, были приговорены в Германии к тюремному заключению. Судя по всему, Тирпиц отвергает версию того, что его шифрограммы раскодированы: он охотнее верит, будто ключи оказались в наших руках вследствие неосторожности или даже измены с немецкой стороны. Разумеется, у нас есть агенты в Европе, но их гораздо меньше, нежели полагают на Вильгельмштрассе. Некоторые из самых ловких и надежных сотрудников британской разведки играют по нашей просьбе роль перебежчиков. Насколько известно, немцы высоко ценят сведения, полученные от предателей.

Холмс задумчиво молчал, глядя в сторону. Через несколько мгновений сэр Джон Фишер прервал его размышления нетерпеливой тирадой:

— Вы, мистер Холмс, протестуете против войны. Однако вы не можете осуждать ее горячее, чем я… или наш король. Она подвергнет лучших молодых людей смертельной опасности на суше и на море. Чем быстрее конфликт будет исчерпан, тем лучше. С вашей помощью триумф может достаться нам без крови. Войн без сражений, разумеется, не бывает. Но если постараться, то можно избежать многих битв, которые грозят обойтись нам в десятки тысяч жизней. Разве такая победа, к которой стремлюсь я, не лучше человеческих жертвоприношений?

Холмс повернулся к сэру Джону.

— Очень хорошо, — со спокойной решимостью произнес мой друг. — Я подданный его величества и обязан подчиниться. Надеюсь, что это действительно приблизит окончание войны и уменьшит число ее жертв.

В белой приемной, обставленной мебелью с золотым кантом, прошелестел всеобщий вздох облегчения.

Наши переговоры с Фишером и Холлом оказались отнюдь не преждевременными. В тот же вечер несколько офицеров в парадных кителях, при орденах спешно покинули бал: с нарочным во дворец прислали сообщение о том, что двум нашим лучшим полкам приказано немедленно вернуться в лагеря. Не имея времени даже на сбор резервистов, они должны были в нынешнем составе явиться на станцию Ливерпуль-Стрит, откуда их поездом отправят в Кингс-Линн для отражения возможного нападения германских войск на восточное побережье Великобритании. Атаки врага ожидали уже к рассвету.

Эта внезапная новость породила во мне ощущение иллюзорности происходящего, будто я участвовал в спектакле «Хеймаркета» или «Лицеума». Однако очень скоро о случившемся заговорили все вокруг, и действительность предстала передо мной без прикрас.

Еще в Букингемском дворце, выслушивая план сэра Джона Фишера, я с трудом верил в то, что врага удастся долго держать в заблуждении. До начала войны первому лорду адмиралтейства легко было похваляться тем, как ловко он одурачит немцев. На деле же все оказалось сложнее. Ведь Лондон уже наводнили вражеские шпионы всех видов и мастей. Даже если не принимать в расчет предателей из числа соотечественников, любой из проживающих в Англии граждан нейтральных государств мог сочувствовать германской стороне. Каждый раз, покидая квартиру на Бейкер-стрит, Холмс и я думали о том, не идет ли следом соглядатай.

Двоих молодчиков, постоянно ходивших за нами по пятам, мы вычислили достаточно быстро. Обвинить их в нарушении закона было трудно, да и в любом случае, по справедливому утверждению Холмса, держать шпионов в поле зрения куда полезнее, чем за решеткой. Место арестованных непременно займут другие, и будет скверно, если мы заметим это слишком поздно.

Одним из немецких наймитов был тучный молодой человек, краснолицый и одышливый. Изображая конюха, направляющегося в парк, он часто появлялся в кепи и гетрах близ Корнуолл-Террас именно в тот момент, когда Шерлок Холмс садился в кеб. Проводив великого сыщика взглядом, толстяк переходил дорогу и поворачивал в противоположную сторону, к Мэрилебону. Мы не могли выдвинуть против него никаких обвинений и все-таки знали наверняка, что он шпион. Вахту у него принимал другой тип, который нередко выруливал на велосипеде на угол Парк-стрит рядом с кебом Холмса. Судя по темным волосам и заостренной бороде, словно тронутым изморозью, он был гораздо старше своего полнотелого сообщника, однако двигался чересчур резво для столь преклонных лет, что позволяло заподозрить его в маскараде. Так или иначе, никто не смог бы пригрозить ему за это расстрелом.