Array Эркман-Шатриан - Дьявольский эликсир (сборник)

Когда (раньше, чем Прюденс рассчитывала) в передней на столе появилось письмо на ее имя с парижским штемпелем и адресом, написанным иностранными буквами, бедняжка, одолеваемая и страхом и надеждой, так растерялась, что сразу не решилась его распечатать. Дрожа всем телом, она кое-как поднялась наверх, заперлась в своей комнате и принялась читать самое важное в своей жизни послание.

Миссис Гельдхераус писала, что ей все это кажется весьма удивительным, однако толку от этого было мало. Она никогда в жизни не слышала о том, чтобы кто-нибудь принял слишком много омолаживающего эликсира, и ни о каком противоядии она не знала.

«Я объясняла вашей сестре, — писала она, — что одна столовая ложка эликсира позволяет помолодеть на десять лет. То есть если сорокалетняя женщина примет две столовые ложки, то станет двадцатилетней. После для поддержания эффекта следует периодически принимать по одной чайной ложке. Она, как мне казалось, уяснила все мои наставления. Так как случая, подобного тому, что описываете вы, в моей практике никогда не было, я могу посоветовать вам только запастись терпением.

Как долго эликсир будет действовать, этого я не в состоянии предсказать. Как правило, чем большее количество этого чудодейственного средства требуется первоначально, тем скорее нужно повторить прием. Чем старше субъект, прибегнувший к чудодейственному средству, тем скорее улетучится его вновь обретенная молодость. Так ли это будет с вашей сестрой — сказать не берусь. Никто, кому прежде приходилось прибегать к омолаживающему эликсиру, не впадал в детство. Судя по вашим словам, положение осложняется еще и тем, что вы живете в пансионе. Но благодарите Бога за то, что ваша сестрица не приняла еще больше, а то она, вероятно, исчезла бы навеки и ваши обстоятельства были бы куда хуже. Весьма вероятно, что она все помнит, понимает и остается женщиной, пусть не телом, но душой. Я очень сожалею о случившемся, но ничем не могу вам помочь.

Всегда к вашим услугам, София Гельдхераус».

Закончив читать письмо, Прюденс совершенно пала духом, бросилась на постель и залилась горючими слезами. Теперь оставалось только покориться неизбежному, принять все тяготы судьбы, обман, одиночество и подозрения, которые были неразлучны с ее абсурдным, неслыханным положением. Ее будущая жизнь представлялась ей жизнью беглянки с безукоризненным прошлым. «Мне постоянно придется прятаться, избегать своих знакомых, развеивать бесконечные подозрения. Это ужасно, ужасно! — стенала она. — Если бы что-нибудь другое, я бы справилась, но это просто невероятно, неслыханно! Как я устрою наши финансы? Поверит ли мне мистер Карсон, если я скажу ему правду? Поверит ли он тому, что ребенок, которого я ему покажу, и есть Августа? (Мистер Карсон был адвокатом, занимавшимся делами семейства Семафор.) Как же подписывать бумаги? А если я скажу, что она умерла, он захочет приехать на похороны, утвердить меня в правах на наследство или что-нибудь подобное. Все это неизбежно приведет к расследованию! Ах, что же мне делать?»

Наконец, утомленная истерикой, мисс Прюденс затихла и стала распухшими от слез глазами следить за летавшими под потолком мухами. Ее единственной отрадой была мысль о том, что она по крайней мере благополучно разделалась с Августой и отдала ее в хорошие руки. Внезапно на нее вдруг напало желание повидаться с сестрой. Хоть беспомощная Августа и не могла говорить, ей можно было излить все горести и страдания. Это послужило бы Прюденс пусть маленьким, но утешением.

Для такой женщины, как мисс Семафор, необходимость хранить тайну, действовать самостоятельно, ни с кем не советуясь, казалась просто немыслимой. Ей требовалось, чтобы кто-нибудь руководил ею, чтобы она могла на кого-то опереться, и теперь, как ни мало толку было в разговоре с Августой, поделиться с ней своими переживаниями было бы все-таки приятно. Итак, Прюденс встала и написала несколько слов «доброй миссис Браун», предупреждая ее о том, что приедет завтра после полудня. Мисс Семафор, желая скрыть свое заплаканное лицо, сама отправилась на улицу, чтобы опустить конверт в почтовый ящик.

Прогулка пошла ей на пользу. Прохладный ветер освежил ее пылавшие от волнения щеки. В воздухе присутствовало что-то успокоительное, и она возвращалась домой в более мирном расположении духа. У дверей она, однако, заметила, что в доме происходит что-то необычайное. До ее слуха донесся громкий сердитый голос, как будто ей знакомый. Мюллер, открывший Прюденс дверь, показался ей взволнованным.

– Ах, пошалуйте, — проговорил он, будто задыхаясь, — я рад, что вы пошалевали. Тут женщина желает вас видеть, и когда я сказаль, что вас нет zu Haus [12] Дома ( нем. ). , она начать schimpfen [13]  Ругаться ( нем. ). . Она все кричит и не хочет уйти.

Сердце Прюденс замерло в груди, и она оперлась о стену, чтобы не упасть.

– Где она, Мюллер? — спросила бедняжка слабым голосом.

– Я проводить ее в гостиную, — ответил Мюллер, — когда она сказаль, что не уйдет. Только она там не хочет остаться, а идет в заль и зваль вас.

Прежде чем он успел что-либо прибавить, перед Прюденс, словно привидение, возникла добрая миссис Браун. Она была вся растрепанная, раскрасневшаяся, в сбившейся набок шляпке. В развалку она прошествовала по зале и приблизилась к дрожавшей Прюденс.

– Пожаловали наконец, — произнесла она запальчиво, — нечего сказать, прекрасно заставлять почтенную женщину ждать! Вы, может, вообразили, что мне и делать больше нечего, кроме как тут рассиживаться?

– Что вам от меня нужно, миссис Браун? — спросила Прюденс взволнованным голосом.

– Что мне от вас нужно? Вот это да! Вы только посмотрите, что мне нужно! Желала бы я знать, почему вы посылаете почтенной замужней женщине чек, по которому нельзя получить денег! На что вы мне прикажете содержать этого ребенка? А? Скажите-ка! Срам, да и только! Пожалуйте-ка тридцать фунтов, которые вы остались мне должны, не то я вас в суд упеку, — заявила добрая миссис Браун громко и отчетливо.

Прюденс с тоской почувствовала, что две или три головы уже высунулись из своих комнат.

– Войдите, пожалуйста, сюда, — твердо проговорила мисс Семафор, — и объясните мне толком, в чем, собственно, дело?

– Дело? — переспросила миссис Браун, почти наступая на нее. — Дело, значит! С какой это стати вы изволили прислать мне чек, когда я вас заранее предупредила, что мне этого не надо?

К тому моменту Прюденс уже привела ее в гостиную, на удивление, пустовавшую, и затворила дверь.

– Ну, — сказала она дрожа, — что же все это значит и с какой стати вы вдруг явились и наделали столько шуму? Я сожалею, что послала вам чек. Я совсем забыла, что вы мне говорили не посылать, но чек этот совершенно нормальный, с ним не может быть никаких затруднений.