Лера Колосок - Я люблю тебя [litres самиздат]

– Что, я уже могу идти домой? Я к маме ехала. Тут вот вдруг случилось.

–Да конечно. Если все хорошо, можете идти домой.

– А мой ребенок? Где мой ребенок?

– У вас мальчик.

– Я знаю. Лиза смущенно улыбалась.

– Мертвый. Таня слегка закусила губу.

– Как мертвый?

– Выкидыш.

– Выкидыш? Лиза раскрыла рот и смотрела вверх на Таню.

– Да, выкидыш. Так бывает. На маленьком сроке. Лиза закрыла лицо руками и заплакала.

– Я могу собираться? Спросила Лиза.

– Можете одеваться, немного сукровица есть. Я вам дам пеленку. Крови нет. Все хорошо. Лиза достала из сумки чистое белье, оделась. Немного посидела. Посмотрела на Таню. И тихо пошатываясь вышла на улицу, со слезами на глазах и с опущенными плечами.

Лиза остановила попутную машину, уже вечерело, зимой дни короткие. Она поехала к маме. У нее было такое состояние опустошенности, потерянности, как будто не спросив, внезапно из нее ушла жизнь, душа, любовь. Ведь она только что наконец уже свыклась с мыслью, что она будет мамой. Она уже чувствовала ответственность за этого будущего ребенка.

Она так уже привыкла, что он в ней, такой родной, беспомощный. Ей уже было не важно от кого он, главное, что он был от нее, он ее, родной, живой. Когда он толкал ее в живот, он говорил ей, мама, я здесь, мама я рядом, я не сплю, я слышу твой голос, мы вместе, ты и я. Мы связаны с тобой одной нитью, одной жизнью.

А сейчас его нет. Он умер. Я не уберегла его. Какая же я после этого мать. Слезы котились по ее щекам, было так грустно, пусто и одиноко.

– Он умер, а я осталась без него, одна, почему я тоже не умерла вместе с ним. Заплакала в голос Лиза.

– Что вы сказали?

– Нет. Это я так, сама с собой.

Лиза подъехала к дому мамы. В окнах горел свет. Лиза зашла в дом. Настя лежала на кровати, а на стуле лежали коробочки и баночки с лекарством. Лиза встала на колени перед кроватью матери, положила голову на край и плакала. Настя увидела дочь.

– Ой! Лизонька! Доченька приехала. Настя начала вставать. Лиза села к ней на кровать.

– Лежи, лежи мамочка. Я люблю тебя. Лиза плакала, она думала о своем недавнем потрясении. Она думала о своей маме, как ей было трудно, вынашивать, рожать и растить свою дочку.

– Лизонька, я тоже очень люблю тебя. Они обе плакали обняв друг друга.

После ухода Лизы, Таня закрыла дверь на ключ, села, положила руки на стол и задремала, положив голову на руки. Было очень тихо. Вдруг она услышала еле слышный писк. Она подняла голову, посмотрела по сторонам.

– Мышка где-то пищит, на улице холодно, забежала погреться. Через некоторое время писк повторился. Она пошла на звук. Присела на корточки. Смотрела на пеленку, где был завернут выкидыш.

– Боже. Как страшно. Она только хотела встать и уйти, как увидела, его ротик тихонько раскрылся чуть-чуть и снова медленно закрылся.

– Живой! Боже! Живой! Что делать? Она вспомнила, что бывшая медсестра, бабушка, оставила ей телефон, сказала, если что-то серьезное с больным, в тяжелом, экстренном случае, можно позвонить в больницу по этому телефону, проконсультироваться.

– Где он? Где же он? Где этот телефон. Куда я его положила. Она начала судорожно перебирать бумаги на столе.

– Здравствуйте. Это областная больница? Вы можете срочно приехать ко мне. У меня тут выкидыш ожил, он пикает как мышка, он открывал ротик, я видела.

– Какой выкидыш? Какой ротик? Вы что там мухоморов объелись.

– Сами вы объелись. Плакала Таня. Он живой. Его надо спасать, он умирает. А я не знаю, что мне делать.

– Кто живой?

– Я же говорю. Выкидыш. Девушка с автобуса. Ее принесли, она начала рожать. У нее выкидыш. Она ушла домой. А я слышу он как мышка пикает, посмотрела, а он живой. Через 15 минут приехала скорая.

– Какая мышка? Какой выкидыш?

– Вон там. В углу. В пеленке на полу. Врач. Молодой мужчина, осторожно поднял с пола пеленку, положил на стол, развернул.

– Вы что, даже пуповину не обрезали? Таня молчала и плакала.

– Ну и где же он живой? Он же недоношенный, а где мамаша? Роженица где я спрашиваю.

– Ушла домой.

– А данные ее где?

– Какие данные?

– Фамилия, имя, отчество, где проживает?

– Я не знаю.

– Вы что не записали? Нет? Ух как дал бы вам сейчас. Посадят тут девчонок.

– Михаил Юрьевич. Ну что будем делать? Спросила девушка, приехавшая с ним.

– Признаков жизни нет.

– Михаил Юрьевич. Но и трупного окоченения тоже нет.

– Ой, смотрите. У него пальчик вздрогнул, большой. Прошептала Таня.

– Вижу. Ему нужна специальная больница. Что будем делать, на улице то мороз? А везти далеко. В Москву придется везти. Как повезем маленького?

– У вас есть грелка? А коробка?

– Алло! Свяжитесь срочно с Москвой. С заведующей родильного отделения. Скажите нужно срочно инкубировать глубоко недоношенного ребенка. Жировой слой отсутствует, пульс плохо прослушивается, дышать не может, глотать не может, нужна срочная вентиляция легких, состояние крайне тяжелое, вес примерно 800 грамм, пусть срочно готовят. Мы едем прямо туда, каждая минута дорога. Михаил взял большую коробку, положил туда грелку.

– Ну давай парень. Была не была. Вдруг ты в рубашке родился. С Богом парень. Он взял свою меховую шапку, положил туда пеленку с ребенком, прикрыл его. Закрыл коробку завязал бинтом и понес в машину. Посмотрел на Таню.

– А с тобой еще будет отдельный разговор. Молись, чтобы ребенок выжил.

– Включи обогрев на полную, погнали, включи сирену. У нас тут ангел умирает.

На следующее утро Михаил позвонил в родильное отделение

– Ну как там наш подкидыш? Стабильно тяжелое? Но главное, что он живой. Держись пацан, мужиком станешь. Михаил улыбался, вытирая влажные глаза.

– Женщины, милые, у нас тут в инкубаторе очень тяжелый малыш, глубоко недоношенный. Если у вас остается лишнее молоко, пожалуйста сцеживайте в стерильные пробирки, нам для него нужно много молока, чтобы он выжил. Медсестра ходила по палатам рожениц, со слезами на глазах, все очень переживали за его жизнь.

Малыш лежал в отдельной капсуле. От него отходило множество трубок и проводов. Зонд для искусственного вскармливания, потому что у него отсутствовал глотательный рефлекс. Искусственная вентиляция легких, потому что он не мог самостоятельно дышать. Он был похож на космонавта в стерильном скафандре. Он много спал и почти не шевелился. Если на него долго смотреть, то можно подумать, что он умер. Только робкое биение его маленького сердечка на мониторе и редкое вздрагивание ручек и ножек говорило о том, что он еще живет, он борется.

Он еще не был похож на новорожденного ребенка, скорее на мешочек с костями, обтянутый красно-синей, тонкой, сухой кожей. Она была морщинистая, собранная в складки, подкожного жира не было. Мышечный тонус снижен, да и мышц у него почти не было. Ноги короткие по отношению к туловищу. Голова большая, недоразвитие кровеносных сосудов. Анемия.