Елена Кралькина - Немчиновы. Часть 2. Беспокойное лето. Послесловие

Я съездил в командировку в Ленинградскую область. Сначала показалось – никаких зацепок. Ларису никто не помнил. В архиве местного роддома – ничего нет. Одна старая акушерка вроде бы узнала Ларису по фотографии, но никакой уверенности нет. Как ни крути, больше тридцати лет прошло. На всякий случай я решил прошерстить школы, вдруг найду там пацана или девку со знакомой фамилией. Уже надежду всякую потерял, решил – пустой номер. Почти все школы обошел – ничего. По закону подлости только в предпоследней нашел в архиве некого Дмитрия Игнатьева. Он как раз по возрасту подходит. Игнатьева – это фамилия Ларисы по мужу, фамилия Пантелея, значит. К сожалению, ничего особенного в школе про пацана я не узнал. Пел вроде хорошо. Жил у тетки, мать появлялась наездами. Вроде подходяще. А в классе пятом пацана из школы забрали. Вот и весь сказ. Не густо, но кое-что есть. Я узнал, где жил парень, и вечером решил наведаться по соответствующему адресу. Оказалось, что дом давно снесли. Пришлось топать в местное отделение полиции. Ребята оказались невредными и быстро пробили адресок по базе.

Ничего себе! Пацан проживал в квартире вместе с Недельской Антониной Михайловной. К сожалению, более двадцати лет назад она из города уехала в неизвестном направлении, и свежих сведений о ней у ребят нет. Ребята развели руками. Но и на том спасибо. Пивком я их, само собой, угостил. Командировку можно было считать удачной. Версия о наличии сына у Ларисы подтвердилась.

На Пантелея новость, надо сказать, впечатление произвела убойное. Ребенка родимой жены прошляпил. Он никак в толк не мог взять, почему Лариса ему ничего не сказала. Могли бы ведь по-хорошему развестись. Без тестя Пантелеева, видимо, дело не обошлось.

Я фотографии Ларисы в молодости видел. Видная девка! Неужели на Недельского клюнула? Он же плюгавый мужичонка, рупь с кепкой. И потом, отчество у пацана – Евгеньевич, а Недельский – Виктор. Что-то тут не так. Я по своим каналам сделал запрос и на Антонину Михайловну, и на Игнатьева Дмитрия Евгеньевича.

Когда я ехал в Россию, я почему-то думал, что буду мучиться от безделья. А вышло все наоборот. Я целый день занят. В первой половине дня Вадим частенько уезжает на стройку, и я присматриваю за Валечкой. Нужно с ней погулять, проследить, чтобы она вовремя поела. Беременность протекает очень тяжело. Удивительная все-таки Валечка женщина. Не жалуется и не теряет присутствие духа. Когда получше себя чувствует, занимается французским, с удовольствием смотрит на звезды в телескоп, который Вадим приобрел для Мишеля. Мишель каждый вечер, как минимум, час смотрит на небо. Уж очень внук хочет увидеть на Луне инопланетян и летающие тарелки.

В середине дня я беру с собой обед и везу его в Сосновск. Вадим отремонтировал и расширил квартиру Валечки. Через Зину соседи Валечки передали, что хотели бы поменять свои квартиры на небольшие коттеджи. Вадим ухватился за это, и теперь у Валечки большая квартира, практически такая, какая была у ее прапрадеда до революции, до того как началась эпоха уплотнений. Кстати, как только Вадим получил деньги за проект, он отреставрировал фасад Валечкиного дома и сделал косметический ремонт подъездов. Вадим считает, что это вложение в рекламу его архитектурного бюро. На примере Валечкиного дома Вадим продемонстрировал, как сравнительно дешево можно преобразить центральную старинную часть города. Результат превзошел ожидания. Люди со всего города приезжают посмотреть на чудо-дом.

Когда у Мишеля заканчиваются уроки, он обедает, делает уроки, а потом я отвожу его с друзьями в бассейн или на занятия восточными единоборствами. На исторический кружок Мишеля возит Юра. Пока я жду Мишеля, я общаюсь с родителями, бабушками и дедушками ребят, которые занимаются вместе с Мишелем. Зина надо мной смеется, а я с удовольствием обсуждаю с ними местные новости, рассказываю о своей жизни и с интересом слушаю их истории. Я и в Валечкином дворе с удовольствием сижу на скамейке вместе с Зиниными подружками. Темы для разговоров находятся сами собой.

После занятий мы с Мишелем едем домой в усадьбу. Там с ним возятся уже Валечка и Вадим, а я допоздна изучаю российское законодательство. Вот чего я никак не мог предположить, так это того, что буду востребован в России как юрист. Я заранее смирился с мыслью, что в Сосновске я просто отец архитектора, старый граф или даже старый пердун. Первый раз, когда меня так обозвали, мне пришлось лезть в словарь, чтобы понять, что к чему. Хорошо хоть у Зины значение слова спрашивать не стал. Потом как-то Пантелей попросил совета, что-то у него по юридической части не клеилось. Я посидел, разобрался и подсказал верное решение. Потом Зина попросила помочь ее знакомым. Потихоньку я втянулся в работу. Теперь про меня уже говорят: Виталий Петрович, юрист. Мелочь, а приятно. Это я от Мишеля всякой словесной чепухи поднабрался.

Мишка оказался большим любителем орехов. Особенно ему нравится положить орех на подоконник и стукнуть по нему большим молотком. Вадим от этого исходит на мыло. Подоконники в основной части дома еще старые, мраморные, пережившие революцию и все последующие коллизии. В конце концов Мишке выделили толстый кусок доски и предписали разбивать орехи только на нем. Я, конечно, воспользовалась случаем и объяснила, что такое давление.

Однажды Мишка со своей доской устроился на подоконнике в библиотеке и занялся орехами. Вадим всеми силами старался смириться с плачевной участью подоконников и не обращать внимания на удары молотка. Все было спокойно. Вдруг раздался Мишкин вопль. Я испугалась, что он попал себе по пальцу, и кинулась в библиотеку. Туда же прибежали Юрка, Вадим и Виталий Петрович. То, что мы увидели, повергло нас в удивление крайней степени. Из-под подоконника выдвинулся довольно большой ящик. Видимо, кто-то когда-то устроил под подоконником тайник. Мишка, разбивая орехи, попал молотком по механизму, который и выдвинул ящик.

В ящике лежало пять конвертов с фотографиями. В двух конвертах были фотографии имения, старого графа, графини, его детей и еще каких-то людей, которых мы не смогли идентифицировать. В третьем конверте были фотографии монастыря, каких-то келий и просто отдельных, ничем не примечательных кирпичей. В четвертом – фотографии библиотеки и деталей ее интерьера, в пятом – были какие-то страсти-мордасти: фотографии скелета, пауков и кобры. Пауки и кобра выглядели почти как настоящие, но, приглядевшись, можно было заметить, что они игрушечные. Кому, интересно, могло прийти в голову так развлекаться? Не знаю, почему, но мне показалось важным пронумеровать фотографии, которые мы доставали из конвертов. Зачем-то они были положены в тайник, причем в определенном порядке.