Ж. Л. Готье - 1888

После разговора я вернулся обратно в парикмахерскую, случайно наступив на брошенный Райаном инструмент, лежащий у дырявой шторки, прикрывающей дверь, за которой он скрылся.

Я несколько удивился, когда увидел, что все это время мистер Фицджеральд использовал не бритву, а складной ланцет мисс Дю Пьен. И хотя женщина не сообщила мне о пропаже – это было действительно ее хирургическое приспособление, с четко выведенными инициалами имени и фамилии на деревянной рукоятке.

Завернув инструмент в чистый носовой платок, я положил его во внутренний карман пальто и подошел к двери.

Из зазоров веяла обожаемая мною прохлада, доносящая непреодолимый ужас перед душевнобольным человеком и создающая ощущение присутствия в старом склепе, а не в парикмахерской на оживленной улице.

– Мистер Фицджеральд, мое имя Итан… – начал представляться я, заходя внутрь, но тут же потерял дар речи, выдавив из себя лишь: – Фу, боже…

Не переставая поправлять короткий рукав рубашки, скрывающий шрам на запястье, молодой человек с накинутой на плечи форменной курткой фонарщика сидел около кровати, где под дурно пахнущим пододеяльником с засохшими черно-зелеными разводами лежало бездыханное тело, чья обезображенная, полусгнившая рука, которую держал Райан, была открыта взору. Сам мистер Фицджеральд что-то шептал, не сводя глаз с места, где должна была быть голова.

– …Брандт, частный детектив, – продолжил я, медленно проходя и осматриваясь вокруг, – мне нужно побеседовать с вами по поводу убийства Энни О’Ши, произошедшего вчера ночью.

По всей комнате были разбросаны мятые рецепты с названиями лекарств, опустошенные бутылки, схемы, стекла, хрустящие под ногами, и разорванные в клочья письма. Стены, в засохшей крови и подтеках под потолком от чего-то жидкого, мужчина изуродовал бессвязными надписями, не несущими в себе никакого логического смысла. Около кровати находился стол, принесенный с помойной кучи – по крайне мере, он так выглядел, – с большим мокрым пятном, затекшим под древнюю печатную машинку с оторванным куском бумаги в пюпитре. В косяке двери торчал не до конца забитый гвоздь, с висящим на нем небольшим кусочком темно-синей ткани.

За всю свою карьеру я имел дело со многими людьми, страдавшими психическими расстройствами, и из раза в раз мысленно желал, чтобы недалеко была карета с медицинским персоналом из ближайшей больницы для душевнобольных. Как допустили, что подобный член общества, потерявший рассудок, смог сбежать на свободу? Почему его не заперли в самой дальней тюремной камере, как представляющего опасность для жизни граждан? История выглядит настолько нелепо, что невольно заставляет относиться к ней несерьезно и презирать работу полиции.

– Хелен считает вас опасным, – прошептал Райан, слегка покачиваясь. – Она не хочет, чтобы я говорил.

– Боюсь, что ваша сестра давно утратила способность чего-то хотеть, – сказал я, подойдя поближе к печатной машинке. – Если вы ответите на мои вопросы, полицейские не придут сюда второй раз.

– Они не приходили сегодня. Меня все утро не было дома. Я помогал местному меценату с перевозкой вещей для бедняков.

– Этого, конечно, никто подтвердить не сможет, – ответил я, проведя пальцем по настенному светильнику у кровати. – А вчера никуда не выходили?

– Что значит: «не сможет»?! Спросите тех, кому были доставлены вещи! Проваливайте, я не знаю никакую Энни О’Ши и больше ничем не могу вам помочь!

– Нет, можете. Сегодня у меня нет настроения слушать очередное вранье очередного подозреваемого, поэтому отвечайте, пожалуйста, коротко и правдиво. Почему вы прятались на втором этаже от полиции?

– Здесь нет прохода на второй этаж.

– По хорошему вы не хотите, – протяжно выдохнул я, после чего убрал руки за спину, сжал зонт и продолжил: – Вас мучает тревожность, проходящая только после употребления большого количества барбитурата, пустые банки из-под которого разбросаны по всей комнате. Сегодня утром вы сидели за печатной машинкой и пили лекарство. Когда вы услышали стук в дверь неожиданно прибывших полицейских, то в спешке неудачно попытались оторвать напечатанное письмо и случайно задели локтем открытый пузырек, стоявший рядом. Затем, судя по грязным отпечаткам ваших ботинок, испачканных в луже нечистот перед входом в парикмахерскую, вы подбежали к светильнику у кровати, повернули его не в первый раз, судя по царапинам на обоях, и полезли на второй этаж. Замените напольные доски, две потертости от лестницы в виде полосок выдают ваши секреты.

Райан растерялся, свел брови, плотно сжал губы, а после повторил:

– Ко мне не приходила полиция.

Я усмехнулся, медленно помотал головой, подошел ко входу в его комнату и снял с гвоздя в дверном косяке кусочек синей ткани от мундира.

– Мне посчастливилось побывать в Скотланд-Ярде и узнать, что мистер Гилберт сегодня отправил полицейских обойти личностей, страдающих психическими отклонениями или недавно имевших дело с законом. Откуда у вас складной ланцет? Практикуете кровопускание или вскрываете гнойники на затылках у клиентов за дополнительную плату?

– Да вот… – пробурчал подозреваемый, открывая новую бутылку барбитурата. – Позавчера нашел у себя саквояж на втором этаже. В нем лежала только эта железка. Сталь у нее хороша. Я решил оставить себе.

Пока мистер Фицджеральд давал объяснения, я сравнивал ранее полученное письмо с обрывком из печатной машинки на предмет яркости чернил, качества бумаги и наличия дефектов, но, как выяснилось, механическое устройство Райана было исправно и не выдавало при печати двойных букв.

Я предложил мужчине подняться на второй этаж и осмотреть его.

– Все было хорошо, пока моя сестра не стала заниматься проституцией, – прошептал парикмахер, залезая по лестнице с зажженной свечой в руке. – Как видите, детектив, тут все самое нужное. Люди приносят мне старые вещи, продукты. Иногда сам что-то интересное нахожу на помойке, а потом складываю здесь.

– Кхе… сколько же мусора! – прохрипел я, закрывая нос шарфом и пытаясь удержать в себе утренний кофе. – Вот откуда разводы по стенам.

Достав спички из набедренной сумки, я поджег несколько сальных свечей в подсвечниках на полу, испорченных коррозией, и начал аккуратно открывать зонтиком запыленные коробки, захваченные черной плесенью, пока повсюду шуршали черные тараканы, крысы, а на полу, среди окурков, извивалось множество разных личинок и других насекомых, вызывающих дрожь омерзения.

На втором этаже находились промокшие, не используемые тома классики, аккуратно сложенные в стопку и покрытые несмываемым слоем грязи. Лишь одна-единственная книга, автором которой был Антон Франческо Дони, выглядела опрятно и лежала поодаль от других испорченных произведений.