Кармен Посадас - Маленькие подлости

…Три часа сорок семь минут, три часа сорок восемь минут… Тик-так, тик-так… Фосфоресцирующие цифры на будильнике Серафина Тоуса неумолимо следуют друг за другом, как капли воды в изощренной китайской пытке, как листы календаря, знающие наперед, что страшное завтра обязательно наступит. Серафину не удается заснуть, и он решает встать с постели. Темная ночь порождает не только меланхолические мысли, но и сумасшедшие идеи. «Интересно, где спит эта жалкая тварь? – спрашивает себя Серафин. – Этот болтливый повар, гробовщик безупречных репутаций». Он не знает плана дома, но предполагает, что помещения для прислуги находятся в мансарде, и именно туда он направляет свои стопы. Идет, не зажигая света, на ощупь, минует шкаф с зеркалом; не будь так темно, кабальеро весьма удивился бы, заметив собственное отражение: взгляд, неспособный и мухи обидеть, был сейчас пронзителен, как стилет.

«А шоколадные трюфели! – смакует Нестор. – Гости никогда в жизни не встречали такой насыщенный вкусовой букет: ванилин, горький шоколад, ликер и чуток имбиря. Имбирь – та самая маленькая подлость, которая прячется в хорошем шоколадном трюфеле. Конечно, этого не знает никто, кроме посвященного, лишь специалист способен разобраться в этой симфонии ингредиентов… Потому-то я так и разозлился на Хлою, когда она сунула в рот сразу два трюфеля. Сразу два! Да будет тебе известно, барышня, сказал я ей, что только человек, в котором живут две души, может по достоинству оценить обилие вкусовых оттенков, наполняющих два трюфеля Нестора Чаффино, поняла? Но она в ответ, как всегда, выдала то ли «пошел ты», то ли «мать твою», в общем, выражение, свидетельствующее о крайне скудном запасе как слов, так и личных качеств. Не девушка, а сплошное недоразумение, – с грустью констатирует Нестор. – Ее внутренний мир весьма ограничен. Держу пари: сейчас спит и слышит какой-нибудь хит в стиле «хэви метал» или нечто подобное, глупое и вульгарное».

В это время Хлое Триас в комнате над гаражом как раз снятся знаменитые трюфели шефа, и она, словно и впрямь имея тонкую душу (а может быть, две тонких души), упивается привкусом имбиря, сладостью ванилина, изысканным ароматом ликера. Гурманство во сне удивило бы Нестора, однако длилось оно недолго. На смену пришли другие миражи, быстрые и бессвязные, какие обычно бывают в первые часы ночного отдыха. Так, промелькнули эпизоды из выступления группы «Перл Джем», между которыми вкралась эротическая сцена с Карелом Плигом в главной роли, очень красивым мужчиной, спавшим подле девушки. Еще приснились сад дома «Лас-Лилас» и кукарача, сидящая на коврике перед входом и глядящая в зеркало, при этом сеньорита Ляу Чи нашептывала Хлое: «Ты веришь в привидения?»

Внезапно мельтешение образов прекращается, Хлоя, повертевшись с боку на бок, думает: «Вот дерьмо, не хватает проваляться так всю ночь, как психичка долбаная!» Фонарь за окном то вспыхивает, то гаснет. В течение светлого периода девушка смотрит на спящего друга, затем взгляд перемещается к заплечной сумке, лежащей на стуле. Сумка раскрыта, вещи торчат из нее, как внутренности из разодранной куклы. Свет меркнет, Хлоя вспоминает суету перед ужином, когда она обнаружила отсутствие форменного платья, фартука и шляпки. Именно поэтому в сумке такой кавардак, вдобавок на полу валяются блузки, купальник, трусики… Разбросанные вещи похожи на привидения, убежавшие от сеньориты Ляу Чи. «Вот дура старая, – думает Хлоя, – балда забугорная, начиталась всякой дряни о духах и призраках, людей в упор не видит, приняла меня за дядю, мать ее… Черт, а может, у меня лицо и впрямь как у дяди?» Она вспоминает, как, переодевшись официантом, увидела в зеркале темные глаза Эдди.

Хлоя пытается заснуть. Может быть, сегодня ночью повезет и ей приснится брат; он придет за ней, чтобы опять унести в страну Нетинебудет: «Эдди, давай поиграем немножко!» Но в дреме вместо брата видится книжка в коленкоровой обложке, которую Нестор постоянно держит в кармане своей поварской куртки, и еще мерещатся вкусные шоколадные конфеты. «Наверняка трюфели уберут в «Вестингауз», – приходит Хлое в голову, – спрячут за дверцу, похожую на кривое зеркало, дарящую обманное отражение».

Хлоя опять вертится с боку на бок, втихомолку ругается, потому что грезы, пусть и приятные, все-таки не настоящий сон. И тут она слышит (ей-богу, мать его!) голос: «Иди сюда, Хлохля, спускайся, я здесь!» Но девушка не верит зову. Она боится идти на кухню, поскольку уверена, что ее постигнет разочарование: глаза брата не глянут с поверхности «Вестингауза». Эдди любил играть с ней в прятки, испытывать ее терпение. «Что ты пишешь, Эдди? Это история о приключениях, любви и даже преступлениях, правда? Дашь почитать?» А он в ответ одни посулы: «Не сейчас, Хлохля, потом когда-нибудь, честное слово».

Обещания оказались ложными. Не было никакого «потом», кроме сумасбродного желания узнать, каково это – жить на скорости двести километров в час, ведь брат собирался стать писателем, а ничего достойного, о чем можно поведать миру, с ним еще не случилось. В результате, только из-за своей дурацкой фантазии, он умчался на тот свет, оставив сестру в одиночестве.

Бессонница порой толкает людей на странные поступки. Хлое, например, приспичило спуститься на кухню для того, чтобы ни больше ни меньше встретить глаза брата на дверце морозильной камеры. Взрослая Хлоя, трезвомыслящая Хлоя не пошла бы лишний раз убеждаться, что брат играет с ней в прятки, Но бессонница – хитрая тетя. «Ну же, Хлоя, – говорит она, – тебе не помешает отведать шоколадных трюфелей. Шоколад способствует хорошему сну, иди, не бойся. Это совсем не страшно, просто постарайся не смотреть на морозильник, потому что его поверхность – как зеркало в комнате смеха, искаженная действительность внушает человеку надежду, которая, не сбываясь, причиняет сильную боль. Но ты зажмурься, и все будет хорошо. Хотя… Если собраться с духом… Кто знает,..»

Когда свет садового фонаря снова озаряет комнату над гаражом, Хлоя выскальзывает из постели. На ней нет никакого белья. Она смотрит на стул, где брошена футболка с надписью «Pierce my tongue, don't pierce my heart» [71], которая словно просит: «Выбери меня». «Нет, меня», – настаивает висящая рядом куртка официанта, сделавшая Хлою так похожей на юношу. Хлоя размышляет, как Алиса в Стране чудес, какую из двух вещей выбрать, пока не принимает решение в пользу куртки.

«Какого хрена, – возражает она себе рассудительной, надевая куртку, – я только хочу съесть шоколадный трюфель и не собираюсь смотреть ни в какое зеркало».

Все часы в доме показывают четыре утра – как наручные, у каждого из персонажей этой истории, так и большие марки «Фестина», расположенные на стене кухни, которые немного отстают и потому еще не пробили. Старые, пропахшие кухонными парами и дымом часы имеют возможность наблюдать.