Максим Евсеев - За дверью

Не сразу, но Петренко ответил:

– Да.

Капитан глубоко вздохнул. По-видимому, ему поскорее хотелось попасть в номер, где он сможет вновь напиться и отречься от грустной и противной реальности. Он обратился к Бельцеру с просьбой, больше похожей на приказ:

– Позови конвойного.

Александр Германович открыл дверь и жестом подозвал стоявшего снаружи конвоира. В помещение вошел плотный высокий мужчина и словно робот, выпалил:

– Встать, руки за спину.

Он достал наручники и защелкнул их на запястьях Игоря. Мужчина постепенно успокоился и перестал хоть как-то реагировать на происходящее. Он вернулся в свое привычное состояние мрачной задумчивости и вновь молился Богу. Но и ему самому, и психологу казалось, будто в нем случился очень сильный надлом. И пока оставалось непонятно, хорошо ли это или плохо.

Собирался уже уходить и Михаил, но Александр Германович остановил его каверзным вопросом:

– Не хочешь ли ты разобраться с первым убийством?

Следователь остановился и повернулся в Бельцеру:

– Хочу, именно поэтому завтра я доломаю его.

– Ты посмотри на него, он же не сознается. Он и здесь-то лишь со скрипом все подписал, а на то, чтобы доказать его причастность к первой жертве уйдут недели, месяцы. Ты готов на это?

Крылов не задумываясь ответил:

– Этого не будет, он все скажет завтра. И я очень надеюсь, что сейчас он нам врет. А ты как думаешь?

Психолог обошел стол и сел на небольшой металлический стул, на котором только что находился Петренко. Доктор попробовал поместить себя на его место, понять логику действий и поведение. Иными словами – почувствовать себя в его шкуре.

– Садись, нам надо поговорить. – Позвал поравняться с ним Бельцер. – Пока не сядешь, разговора у нас точно не выйдет.

– Хочешь устроить психотерапию? Она мне не нужна, со мной все нормально.

– Называй как хочешь, но в первую очередь сейчас я очень прошу тебя сесть.

Психолог учтиво показал на стул рукой и улыбнулся. Этот очевидный манипулятивный жест подействовал на Михаила и тот, глубоко вздыхая, сел. Он расположился так, что его ноги оказались направлены как можно ближе к выходной двери. Туда же он повернул свой корпус. Затем несерьезным, ребяческим тоном кинул:

– Валяй.

Психолог смотрел ему в глаза, пытаясь найти там человеческие черты. Ему это даже удалось сделать. Он отыскал в себе внутреннюю точку опоры и потихоньку начал:

– Ты ассоциируешь себя с ним, с маньяком? Только не отводи взгляд и отвечай честно.

– Нет. – Чуть помотав головой ответил Крылов. Его рука потянулась к подбородку, дабы в очередной раз почесать его.

– Почему? – Тоже почесал подбородок Бельцер.

– Потому что мы по разные стороны баррикад. Он там, а я здесь. Если бы я ассоциировал себя с ним, не стал бы его бить, и уже тем более не сидел бы напротив него, ведя допрос с пристрастием.

– А может ты открыл в себе сочувствие к убийцам и педофилам только во время работы в органах. Покопайся в себе, отыщи что-нибудь похожее на сочувствие. Это у многих бывает. Разновидность профессиональной деформации.

Фраза психолога прозвучала весьма нагло. Он рисковал впасть в немилость к коллеге. Дальнейшего разговора бы просто не получилось. На счастье Бельцера, его успокоительный эффект сыграл свою роль и капитан мерно ответил:

– Я не сочувствую, я наказываю и помогаю им самим ощутить себя преступниками, раскаяться в грехах и понять неправильность выбранной ими дороги.

– Разве это не сочувствие?

– Нет, это слом.

Сыщик потянулся за полупустым стаканом, который находился у края стола ближе к Александру Германовичу. Михаил все еще чувствовал себя некомфортно, ему хотелось покинуть помещение и окончить разговор.

Время подбиралось к восьми часам. Значит, сейчас самое время заехать в алкогольный магазин и в очередной раз принять в себя сладкую дозу медленного яда. Михаил не хотел думать или размышлять относительно своей очевидной алкогольной зависимости. Он просто желал выпить, напиться вдрызг и вновь уйти от всех проблем и трудностей. Занятие саморазрушением так льстило ему, губило здоровье, нервы. Кажется, и работу он считал не более чем сладким наркотиком. Его он ненавидел, но активно пользовался.

– Скажи мне о своем первом серьезном расследовании. Мне хотелось бы услышать, с чего ты начинал. – Бельцер облокотился на стол, сократив расстояние между собой и капитаном.

– Ммм… Кажется понял к чему ты клонишь. Чтобы понять, кто я и как мне помочь, нужно обратиться в самое начало?

– Именно так.

– Это очень тяжелая история, после нее я вообще хотел тут же уволиться.

Александр Германович, дабы не сбивать с мысли коллегу, тактично промолчал, нагнувшись ближе. Он внимательно слушал каждый шорох и наблюдал за всеми движениями капитана.

Михаил вздохнул и мечтательно задрав голову вверх, повел рассказ.

– Ну, слушай байку старика. То у нас был 1988 год. Я тогда только стажировку прошел, мне старшего сержанта дали. Год с вершком работал. После нескольких мелких дел с кражами захотелось чего-то серьезного. А там как раз один мужичек местный, информатор наш по наркоманам, сказал, что мужик один жену свою насилует и обирает. Ну я подумал, дело хорошее, но по молодости хотелось рыбы покрупнее. Что ж, я ее получил… – Крылов вставил сигарету в зубы, поджог и сладостно закурил, выпуская дым в потолок. – Через несколько дней бабу эту мертвой нашли. Деньги, драгоценности, 17 литров водки и еще много чего у нее украли. Ну я заявление принял, сам подумал, что ее муж чикнул, арестовал его за очередной попойкой. Сам долго он объяснить не мог, откуда деньги на праздник взялись, он же не работал.

Бельцер вслушивался и подогревал интерес уточняющими вопросами:

– И откуда деньги?

– А тема такая была, деньги у него действительно от жены оказались, но украл и убил все равно не он.

– И кто же?

– Там все сложнее оказалось. У бабы этой сын от первого брака. Ему лет шестнадцать что ли было. Мы его тоже по делу допрашивали. Сам учился в техникуме на строителя. Выбился в общем. Матери иногда помогал деньгами или еще чем, хоть сам в общаге жил. А потом мы смотрим, а мужик этот, отпущенный под подписку, с собой покончил!

Александр Германович раскрыл глаза, история набирала обороты и, хотя он уже понимал, кто убийца, все равно жаждал услышать все от Михаила.

– По итогу мы посмотрели там, парень этот в моменты смертей матери и отчима отсутствовал в общаге, уходил куда-то. Соседи по комнате говорили, будто он с собой веревку брал, когда мужик повесился. В общем, сломал я его тогда и он дал признательные по обоим. Дело передали в суд и через три месяца парня на девятнадцать лет закрыли. – Следователь докурил сигарету и вдумчивым, отчасти грустным голосом закончил рассказ. – Я тогда бухал недели три, впервые так долго. Мне парень показался таким симпатичным, перспективным. Я его жалел сильно, проникся рассказом о матери. Говорил, она его в детстве била и насиловала чем попало. Плохо мне тогда стало. Думал, что не хочу работать в такой грязи. Зарубил себе на носу, что больше никогда ни к кому проникаться не буду… Особенно к тем, кого ловлю.