Лера Леонтьева - В лабиринтах убийств

Итак, с ногами более или менее разрешилось. Но это было еще не все. Главная проблема заключалась в прическе, вернее в ее отсутствии. Как я не старалась укладывать свои, мягко скажем, не густые волосы, сколько бы литров лака на них не выливала, стоило мне выйти на улицу в сырую погоду, все усилия тут же шли прахом. Каждая волосинка закручивалась в свою сторону, челка мочалкой падала на глаза, а вихры, наоборот, стремились ввысь. Все вместе выглядело довольно неопрятно.

Прическа была моим больным местом, отравлявшим всю жизнь. Деликатные парикмахерши сочувственно утешали: «Под шапкой все равно будет не видно», не зная, что шапок я принципиально не ношу по той же причине. Более прямолинейные так и рубили с плеча: «Да, тяжело жить с такими волосами». При этом еще и подвергали меня страшным пыткам:

– Вода не горячая?

– Горячая!

– Мыло в глаза не попало?

– Попало!

– Воротник не душит горло?

– Душит!

– Краска не жжет кожу?

– Жжет!

– Фен не печёт!

– Печёт!

– Цвет нравится?

– Не нравится!

– Челка не короткая?

– Короткая!!!

– С Вас двойная цена!

– За что???!!!

– За такие волосы! Измучилась вся с ними!

Несмотря на перенесенные страдания, лишь пару дней после посещения салона я могла ходить с гордо поднятой головой. После первого же мытья волосы волшебным образом возвращались к своим первозданным растрепанным формам. Как-то я катастрофически опоздала на работу из-за того, что целое утро промаялась с укладкой, истратив половину флакона лака для волос. Проскользнув в дверь и отвернувшись от зеркала лифта во время подъема на свой четвертый этаж, с опущенной головой прокралась я в кабинет. Коллега, увидев меня, понимающе прошептала «Проспала и не успела расчесаться?» …

Итак, я быстро оделась, уныло соорудила некое подобие локонов, щедро полила их лаком, улучив момент, когда они на секунду застыли в нужном положении, и вылетела на улицу. По закону подлости нужный ларек был закрыт в такую рань. Пришлось бежать в круглосуточный маркет на бульваре. Время катастрофически таяло. Сами понимаете, в каком настроении я прибыла на работу. Быстро переодев грязные колготки и кое-как пригладив волосы перед зеркальцем от пудры, чтобы лицезреть себя как можно в меньшем объеме, я помчалась к начальству.

Дверь в кабинет директора Департамента была заперта. Странно! Обычно Валентина Ивановна первая приходила на работу, всего лишь выйдя для этого из своего дома и пройдя пару кварталов. Если бы она с утра собиралась «пройтись по коридорам власти», как она иронично выражалась, то предупредила бы. И потом, какие «коридоры», если в девять тридцать уже необходимо мчаться на встречу с французами?

Я немного расслабилась. Наверное, «бабушка» прихорашивается в «дамской» комнате и с минуты на минуту вернется. Вот сейчас она появится из-за поворота и мелодично пропоет: «Как Вы, Тамарочка, сегодня прелестно выглядите. И Ваша туалетная вода – чудо!».

Прошло десять минут. «Бабушка» не возвращалась. Безмерно удивленная тем, что начальница исчезла баз предупреждения, я спустилась на первый этаж к охранникам. Сегодня дежурил Игорь – отставной военный, качок с внешностью Рембо, облаченный в неизменный черный свитер. Он невозмутимо сообщил, что Валентина Ивановна пришла на работу как обычно, в восемь часов, и больше вниз не спускалась.

Наш Департамент располагался в старинном особняке дореволюционной постройки. Когда-то здесь был доходный дом. Злые языки утверждали, что даже очень доходный, потому что публичный. За прошедшие сто лет здание много раз реконструировали и переделывали, были здесь и всевозможные учреждения, и квартиры, а в результате заселилось ведомство служителей культуры. Сотрудники пользовались парадной лестницей, а «черную», для бывшей прислуги, – замуровали так, что вход на нее был только на первом этаже – со двора, и на последнем, – уже с лестницы в общий коридор. Обе двери закрывали на ключ. Ключи весели на гвоздике на общей доске в «стекляшке» охранников. Еще один комплект был у уборщицы Орыси, чья каптерка с ведрами и швабрами располагалась как раз на нашем этаже. Еще курильщики сделали дубликат и хранили его у Милки, которая кроме того, что курила, еще и парковала во дворе своего «Рыжика» – видавшего вилы оранжевого «жука».

…Через полчаса под кабинетом начальницы собрался весь личный состав Департамента. Позвонили ей на мобильный телефон. За запертой дверью долго звучали торжественные аккорды «Лунной сонаты». Все ясно. Подождали на всякий случай еще полчаса, вдруг Валентина Ивановна задержалась в каком-то кабинете.

– Может человеку плохо стало, и лежит она в обмороке за закрытой дверью, – послышался взволнованный голос из толпы.

Я робко предложила воспользоваться запасным комплектом, хранившимся в каптерке у Орыси. Но не было самой Орыси, которая убиралась по вечерам. Пришлось опять ждать, пока не пришел злой слесарь из главного корпуса и не вскрыл кабинет. Внутри просторной комнаты было пусто. На столе сиротлив лежал «бабушкин» телефон. Тут уж все рассредоточились по зданию в поисках начальницы. Через пару минут я услышала громкий крик Милки со стороны «черной» лестницы. Не помня себя от ужасных предчувствий, я ринулась на зов. «Бабушка» лежала на площадке первого этажа, возле входной двери. Мертвая…

А ведь как сказочно все начиналось. Наступила самая светлая пора моей жизни…

– Здорово, Воинова! Сколько лет, сколько зим! – сквозь гул и шум, царивший в кафе, загремел совсем рядом знакомый иерихонский бас. Я судорожно завертела головой, пытаясь выделить в толпе нарядно одетых людей обладателя звучного голоса.

Петька Дудков – бывший воздыхатель и вечный пользователь моих конспектов, стоял напротив и изучающе оглядывал меня всю, от консервативных «лодочек» и little black dress до пунцового от смущения лица. И мгновенно делись куда-то эти десять лет, их словно не было. Он просто взял и вернулся вне времени и пространства. И я, молодая, жарю на общежитской кухне картошку. Вваливается пьяный Петька и, тараща и без того огромные глазищи, громогласно объявляет всем присутствующим:

– Призрак бродит по Европе, призрак СПИДа! – На минуточку, то был год примерно восемьдесят восьмой-восемьдесят девятый…

– А ты все не меняешься, хоть и в блондинках теперь ходишь. Похудела, похорошела с годами, прямо, как коньяк. – И он довольно хохотнул от удачного, на его взгляд, комплимента.

«В смысле – не изменилась?» – мысленно завопила я. Разве это так уж прекрасно – не меняться? А я, наоборот надеялась, что за эти годы я очень даже изменилась и превратилась из правильной девушки с горящим взором в привлекательную женщину, загадочную незнакомку с жизненным опытом, ошибками, радостями и разочарованиями, встречами и утратами… Глядя на которую каждый мужчина рвался бы немедленно эту загадку разгадать. А тут, здравствуйте, не изменилась! Конечно, приятно, что для Петьки я выгляжу так же, как и десяток лет ранее, но мне хотелось бы услышать комплимент более обнадёживающий.