Наталья Хабибулина - Джокер в пустой колоде

А сегодня… – мужчина вытащил из кармана носовой платок и протер выступившую внезапно на большом крутом лбу испарину. Стало понятно – рассказ его подошел к самому главному, что и привело его сюда. – Сегодня утром Екатерина Самсоновна вышла покормить собаку, я слышал, как она довольно долго звала ее, и вдруг стала кричать. Я выскочил во двор, женщина стояла за дровяным сараем, тряслась и показывала на что-то. Я сразу понял, что случилось нечто нехорошее – собака наша была жестоко убита – ей перерезали горло. Вот тут-то я понял, что «светлое пятно» – не плод фантазии домработницы. Это был, конечно же, человек, хотя женщине таковым не показался. И теперь я бы очень хотел узнать, какое чудовище это сотворило. К тому же, как вы понимаете, у меня по роду моей работы могут быть и завистники, и враги, хотя затрудняюсь назвать хотя бы одного, вот так напрямую. Но я чувствую, что и меня это, скажем так, взволновало. Я не знаю, чего мне теперь ждать, но, боюсь, что этим не кончится… – профессор замолчал. Калошину показалось, что Полежаев чего-то не договаривает. И по тому, как он быстро отвел глаза, перехватив пытливый взгляд майора, уже совсем утвердился в этой мысли.

Повисла тягостная тишина.

– Ну что, товарищи оперативники? Какие будут предложения, соображения? – первым прервал паузу начальник.

– Я думаю, прежде всего, следует осмотреть место, где зарезали собаку, и поговорить с домработницей. В общем, провести необходимые первоначальные следственные действия, – сказал Калошин. – Кстати, товарищ профессор, труп собаки вы не трогали?

– Нет-нет, что вы! Я только прикрыл ее мешковиной. Я предполагал, что вы согласитесь приехать и осмотреть все.

– Да, так и сделаем. Вы, товарищ Полежаев, – повернулся к профессору Сухарев, – подождите ребят в коридоре, пожалуйста, – подойдя к нему и пожав руку, сказал на прощание: – Не волнуйтесь, примем все меры, найдем разбойника, – и проводил гостя до двери.

Вернувшись, обратился к оперативникам:

– Что думаете, товарищи? Я, конечно, понимаю, что дело-то, вроде заурядное – убита собака, а с другой стороны… – Все-таки человек приехал из Москвы, ученый, имя известно в верхах, случись что, потом отвечать придется по всей строгости. Гэбисты прилепятся – не отмоемся. Так что сразу отнесемся к делу серьезно. А там уж видно будет… Согласны? Кстати, следователю я позвонил, он также распорядился послать именно вас; заявление возьмете у профессора, если поймете, что дело серьезное. Постановление о возбуждении уголовного дела Моршанский напишет, если будут для этого основания. Сам он сегодня выбыл из «обоймы», – Сухарев пощелкал себя по горлу и переспросил:

– Ну что, согласны?

– Так точно, товарищ начальник! – за двоих ответил Калошин. – Сделаем все, как полагается. Разрешите выполнять?

– Выполняйте. Обо всем докладывайте мне сразу. Кстати, где Воронцов? Второй день на глаза не попадается. (Костя Воронцов – самый младший из оперативников. Весной ему только 20 лет исполнилось. Но, как и старшие товарищи по работе, был напорист, любознателен, лишь изредка нападала на него хандра и лень, тогда уходил он на «опрос свидетелей» – посидеть во дворе со старушками, поболтать, иногда, правда, и ценную информацию удавалось добыть. Но сегодня он был на задании – расследовал кражу инструмента у слесаря Чижова из ЖилКомХоза.) Об этом и доложил Калошин Сухареву. Удовлетворенный ответом подчиненного, подполковник махнул рукой по направлению дверей, как бы заканчивая разговор.

Зайдя в кабинет криминалиста, Валерия Ивановича Гулько, и обрисовав тому вкратце суть дела, оперативники направились во двор, где их дожидался Полежаев. Профессор стоял возле старенького, скорее всего, трофейного «Виллиса». В те годы многие сильные мира сего имели именно такие машины в своем арсенале. Увидев немой вопрос в глазах Калошина, Полежаев сказал, что этот автомобиль подарил ему знакомый генерал еще в 45-ом и, что самому обладателю сего раритета, машина вполне по душе. Калошин, покивав головой в знак согласия и понимания, предложил профессору ехать вперед, а сам с Дорониным и Гулько отправился следом на милицейском ГАЗике.

Глава 2

Картина, представшая глазам мужчин, оказалась более чем устрашающей. Голова большой собаки была буквально отделена от туловища и держалась лишь на позвонках. Торчащие трубки глотки вызывали не столько жалость к погибшему животному, сколько отвращение к самому виду смерти. И как бы часто не встречалась подобная картина оперативникам, привыкнуть к такому было трудно. Некоторое время Калошин с Дорониным стояли молча над растерзанным трупом собаки. Только Гулько сразу по-хозяйски взялся за дело.

– Ребятки, не топчитесь здесь. Вдруг следок какой найду, хотя на траве это будет сделать проблематично, но как знать, как знать… – приговаривая и приседая то тут, то там, Гулько вошел в свою роль.

– Ну, ладно, Иваныч, оставляем тебя. Пройдемся вдоль забора и побеседуем с обитателями сего жилища, – Калошин махнул рукой Доронину, отправляя его к дому, а сам направился к расположенному за пышными кустами смородины забору.

На крыльце, обвитом все еще зеленым хмелем, стояла красивая дородная женщина лет 40-45. О том, чем она занималась в доме профессора, можно было догадаться, даже не зная ничего, по ее накрахмаленному белоснежному фартуку. Веяло от нее чем-то патриархальным, теплым, домашним. Улыбка ее была немного стеснительной, грустной, но при этом открытой. Эта женщина располагала к себе с первой минуты, и Василию почему-то подумалось, что она печет необыкновенно вкусные и, такие же, как она сама, пышные пироги. И простыни у нее должны быть накрахмалены, как фартук, и скатерти обязательно белоснежные. Войдя по приглашению домработницы в дом, ничуть не удивился, увидев обстановку дома. Все здесь дышало чистотой и покоем, располагало к отдыху. На открытом окне столовой, в которую мужчину проводила Екатерина Самсоновна, трепетали легкие занавески, задевая кружевными краями темные листья пышно цветущей герани, запах которой явственно чувствовался повсюду. И вполне понятно было желание профессора проводить отпуск здесь, среди тишины и умиротворенности, окруженной сельским пейзажем ранней осени. Потому и убитая собака казалась порождением какого-то чуждого этому дому мира. Но мир этот не был нереальным, поэтому требовал необходимых действий.

– Екатерина Самсоновна! Мне необходимо задать вам несколько вопросов. – Василий присел на предложенный женщиной стул, вынул из планшета несколько листов бумаги и приготовился писать. Домработница расположилась, напротив, на диване.

– Да-да, конечно! Спрашивайте, я скажу все, что знаю. Жалко, так жалко Жужку! Это ведь я ее принесла сюда еще щенком. Хорошая была собачка, хоть и незлобивая. Лаять лаяла, а стоило приласкать, и все, уже друзья. И не могла я ее отучить брать еду с чужих рук. А теперь вот… – на глаза женщины навернулись слезы.

Читать дальше