Джеймс Чейз - Итак, моя радость…

– Томпсон из Миннеаполиса, – представился он громким, рокочущим голосом. – Видали, что вытворяют эти чертовы дельфины? Ни разу в жизни не видел ничего подобного!

Она смотрела на него пустым взглядом, понемногу отступая, а потом, уверившись, что он не дотянется до нее своими лапами, развернулась и размеренно зашагала к выходу, крепко сжимая в руке коробочку, в которой лежала ее смерть.

Они добирались до Парадиз-Сити по одному, осторожно, словно крысы, которые с опаской выходят на солнечный свет.

В это время, в разгар сезона, полиция усиленно следила за аэропортом и вокзалом. Дополнительные полицейские посты были организованы и на трех самых крупных шоссе, ведущих в Парадиз-Сити. Полицейские, наделенные фотографической памятью, поджидали у многочисленных шлагбаумов, и жесткие глаза копов внимательно осматривали каждого пассажира, проходившего через пропускной пункт. Время от времени кто-нибудь из них поднимал руку, веля пассажиру остановиться. Его или ее увлекали в сторону от медленно текущего потока приезжих.

Диалог происходил всегда один и тот же:

– Здравствуйте, Джек (Чарли, Лулу), у вас имеется обратный билет? Лучше сразу воспользуйтесь им – здесь вас не ждут.

Точно такой же диалог происходил и на контрольных пунктах на шоссе, когда некоторые машины извлекались из общего потока и их отправляли обратно в Майами.

Благодаря полицейскому надзору сотням крупных и мелких преступников не удавалось попасть в город, чтобы потрошить кошельки богачей.

И потому четыре человека, получившие некое многообещающее приглашение и предупрежденные о полицейских кордонах, прибыли в город поодиночке и с соблюдением мер предосторожности.

Джесс Чандлер, на которого у полиции не было ничего, прилетел самолетом. Этот рослый, красивый, жизнерадостный с виду мужчина двинулся на полицейское заграждение без малейших колебаний, уверенный, что его фальшивый паспорт и гладко придуманная легенда о том, что он зажиточный кофейный плантатор из Бразилии, удовлетворят пристальный интерес полиции.

К своим тридцати девяти годам Чандлер считался в мире криминала одним из самых ловких и хитроумных мошенников. Его внешность кинозвезды сильно помогала в работе. Худощавое загорелое лицо, аккуратный нос и полные губы, высокие скулы и большие темные глаза складывались в портрет самоуверенного сердцееда, чувственного и бесшабашного, и некоторые женщины улавливали это, ощущая внезапное влечение к нему даже в длинной очереди к выходу из аэропорта, за стенами которого ждали солнечный свет и тепло.

Двое дежурных полицейских внимательно изучили Чандлера. Он в ответ смотрел на них: взгляд его был скучающим, выражение лица немного презрительное. Он не выказывал страха, а именно страх высматривали полицейские. Бросив на его паспорт всего лишь короткий взгляд, они жестом отпустили его, и он двинулся к ряду стоявших наготове такси.

Чандлер переложил чемодан из одной руки в другую и широко улыбнулся. Он знал, что это будет легко… так и получилось.

Миш Коллинз был вынужден проявить бо`льшую осмотрительность. Он всего два месяца как вышел из тюрьмы, и во всех отделениях полиции имелась его фотография. Ему пришлось несколько часов поломать голову, чтобы придумать, как лучше всего миновать полицейский кордон, не отвечая на неудобные вопросы. В итоге он купил экскурсионный тур из Майами в парк Эверглейдс и обратно с ночевкой в Парадиз-Сити. В автобусе, набитом шумными, радостными, слегка нетрезвыми туристами, он ощущал себя в сравнительной безопасности. Еще он прихватил с собой губную гармошку. Минут за десять до полицейского поста он начал играть, к восторгу своих попутчиков. Гармошка, зажатая в больших мясистых ладонях, полностью скрыла его лицо. Он выбрал себе место в самом конце автобуса, рядом с тремя такими же мускулистыми здоровяками, как он сам, и полицейский, поднявшийся в автобус, едва взглянул в его сторону, прежде чем сосредоточиться на остальных потных, осоловелых физиономиях, широко улыбавшихся ему.

Вот таким способом Миш Коллинз благополучно прибыл в Парадиз-Сити, а ведь полиция немедленно завернула бы обратно этого человека, если бы узнала его, потому что Миш Коллинз был не просто одним из самых лучших «медвежатников» в стране – о нем ходили такие слухи, что многие производители сигнализаций содрогались от одного его имени.

Мишу Коллинзу был сорок один год. Пятнадцать лет своей жизни он провел в тюрьме, иногда выходя на свободу. Он был массивным и толстым, его бугрившееся мышцами тело обладало огромной силой. Рыжие волосы уже начали редеть, а грубое, невыразительное лицо из-за пережитых тягот было прорезано глубокими морщинами. В его небольших, полных тревоги глазах горел задорный, хитроватый огонек, благодаря которому люди не особенно проницательные испытывали к нему симпатию.

Когда автобус подъехал к автовокзалу, он отвел экскурсовода в сторонку и сказал, что обратно не поедет.

– Я тут вспомнил, что у меня в городе живет приятель, – пояснил он. – Вы сдайте мой обратный билет, а деньги оставьте себе. Вы честно их заслужили.

И прежде чем экскурсовод хотя бы успел сказать спасибо, Миш исчез в людском водовороте.

Джек Перри приехал на собственном «олдсмобиле», шикарной модели «катласс» с откидным верхом, теперь уже несколько потрепанной, но все равно очень красивой. Он знал, что в полиции Вашингтона в картотеке отпечатков имеется один его «пальчик», всего один, указательный правой руки, и то была единственная ошибка, которую он допустил за долгую криминальную карьеру, – и эту тайну он хранил глубоко в себе, словно раковую опухоль. По крайней мере, его фотографий у полиции не было, и он подъехал к полицейскому посту, уверенный, что два бугая, проверявшие машины, понятия не имеют, что повстречали профессионального киллера.

Последние двадцать семь лет Перри зарабатывал на жизнь своей «пушкой». Он был метким стрелком, совершенно, абсолютно аморальным, и человеческая жизнь значила для него не больше плевка на тротуаре. Однако он был транжира, и денег ему вечно не хватало: главную роль в его жизни играли женщины… а где женщины, там и расходы.

Ему было сейчас около шестидесяти двух, невысокий, крепко сбитый мужчина с коротко стриженными белыми волосами, с круглым, одутловатым лицом, широко расставленными глазами под кустистыми седыми бровями, тонким ртом и крючковатым носом. Одевался он старомодно. Сейчас на нем были серый летний костюм, кроваво-красный галстук и панама кремового оттенка. Он постоянно улыбался, хотя улыбка больше походила на гримасу, и, если бы у него были друзья, они обязательно прозвали бы его «Смайликом», только вот у него не было друзей. Это был одинокий безжалостный убийца, лишенный души, не испытывавший чувств ни к кому, даже к себе.