Сергей Михайлов - Оборотень, или Последняя гастроль Артиста

– Прошу, – произнёс он, сопровождая приглашение жестом руки. – Молодым везде у нас дорога.

Я вышел из автобуса, попутно ломая голову над необычным обстоятельством: каким образом этот гражданин проник в автобус, если автобус ни разу не останавливался? Это могло произойти только там, на конечной, но тогда почему ни я, ни те двое молодых людей не заметили его? Ответ мог быть только одним: он вскочил в автобус через заднюю дверь перед самым его отправлением, и там же, на задней площадке, оставался все сорок минут. Скрежет закрывающихся дверей заглушил шум от его появления, поэтому он остался не только никем не замеченным, но и не услышанным. Видимо, он очень спешил и влетел в автобус в самый последний момент. Всё встало на свои места. Я удовлетворённо вздохнул, и хотя никакого криминала в этом незначительном эпизоде не было, мне всё же доставило некоторое удовольствие поломать голову над ним и в конце концов решить эту нехитрую задачу. Наверное, у меня навязчивая идея – походя решать всяческие головоломки, подобно тому, как шахматист мысленно расставляет фигуры на кафельном полу.

В сыром мрачном вестибюле нас встретила пожилая женщина в синем халате, похожая на уборщицу, проверила путёвки, проворчала что-то по поводу нашего позднего появления и проводила на второй этаж к директору дома отдыха, который должен был зафиксировать наше прибытие и разместить по комнатам. Мы ввалились в его кабинет все вчетвером: Сергей, Лида, я и тот круглый незнакомец, так внезапно обнаруживший себя к концу поездки. Директор сидел за столом и раскладывал пасьянс. Это был крупный мужчина лет пятидесяти пяти, бледный, сутулый, обрюзгший, с тяжёлыми синюшными мешками под глазами, копной неухоженных волос по обе стороны небольшой лысины, длинными чёрными усами и безразличным ко всему взглядом; он был в старом, поношенном пиджаке, на нижней губе висел потухший окурок. Лениво подняв глаза, он вдруг резко выпрямился, замер с раскрытым ртом и, выронив окурок, уставился на нас, словно на выходцев с того света. Мы нерешительно топтались в дверях. Наконец круглый гражданин выступил вперёд и, сияя широкой, радушной улыбкой, протянул руку.

– Здравствуйте, товарищ директор! Так-то вы гостей встречаете.

Говорил он приятным, бархатистым баском. Директор медленно поднялся, но своей руки в ответ не протянул.

– Вы… вы кто?

– Мы-то? – Круглый гражданин обернулся и лукаво подмигнул нам, как бы призывая в свидетели бестолковости администратора. – Мы – отдыхающие, желающие приятно провести время в вашем чудесном доме отдыха. Вот наши путёвки. – И он протянул свою путёвку директору; мы тут же последовали его примеру.

– Ax, отдыхающие! – воскликнул директор и рассмеялся, но глаза его по-прежнему оставались тревожными. – Ну, тогда другое дело. Проходите сюда, пожалуйста.

Дальнейшая процедура нашего благоустройства прошла быстро и без каких-либо заминок. Внеся нас в книгу регистрации, директор порылся в столе и извлёк оттуда два ключа.

– Сейчас зима, – произнёс он, как бы оправдываясь, – желающих ехать в такую даль немного, поэтому под нужды отдыхающих мы отвели только третий этаж. В связи с этим штат сокращён чуть ли не на две трети, и мне, как видите, – он погремел ключами, – приходится совмещать в своём лице и роль директора, и роль ключника, и ещё множество других ролей. Но, уверяю вас, товарищи отдыхающие, на вашем отдыхе это никоим образом не отразится. Берите ключи и размещайтесь. Как устроитесь, спускайтесь в столовую, она на первом этаже, насчёт ужина я распоряжусь. Это ваш, молодые люди, – он протянул один ключ Сергею и попытался улыбнуться, но потерпел фиаско, – а это… – он запнулся, передавая мне второй ключ, и удручённо вздохнул, как бы желая сказать, что ничего, мол, не поделаешь, придётся вас временно поселить с голодным тигром, – а это вам. К сожалению, одноместных палат у нас нет. – Он виновато развёл руками.

Я взял ключ, недоумевая, к чему директор употребил это больничное слово – «палата».

– О чём речь! – весело воскликнул круглый гражданин. – Не графья – перебьёмся. Вдвоём даже веселей. Правда ведь, товарищ?

Я ответил, что, да, конечно, но веселиться сейчас мне что-то не хочется, а хочется, честно говоря, отдохнуть – устал как собака.

Мы поблагодарили директора и вышли. Молодожёны тут же убежали вперёд, а я остался наедине с весёлым гражданином. Он пыхтя догнал меня и фамильярно просунул руку под мой локоть.

– Послушайте, – доверительно заговорил он, шепча мне в самое ухо, – раз судьба определила нас в один номер, или палату, как выражается этот сухарь директор, то, по-моему, первым делом нам нужно с вами познакомиться. Я – Мячиков Григорий Адамович, можно просто – Гриша. А вас как величать?

– Чудаков Максим Леонидович, – представился я в свою очередь.

– О! Прекрасное имя – Максим! Настоящее русское, не то что все эти Эдуарды, Альберты, Рудольфы и Арнольды.

Мы поднялись на третий этаж и очутились в просторном холле; в дальнем его углу стоял телевизор, облепленный со всех сторон многочисленной группой зрителей. Шёл «Вход в лабиринт» – многосерийный детектив по роману братьев Вайнеров.

– Опять эту халтуру крутят, – скривился Мячиков. (Просто удивительно, до чего же порой фамилия соответствует внешности её владельца!)

При звуке его голоса несколько человек оторвались от экрана и повернули головы в нашу сторону. Их угрюмые физиономии ничуть не обескуражили моего спутника: он мягко улыбнулся и приветливо помахал им рукой:

– Добрый вечер, друзья!

Ему никто не ответил, и мы отправились на поиски нашего номера, комнаты или палаты – называйте как хотите, но последнее, по-моему, больше отвечало архитектурным особенностям и самому духу этого заведения. Действительно, всё здесь напоминало больницу: длинный-предлинный коридор с холлом посередине, по обе стороны коридора – номера-палаты; отдыхающие, которые скорее походили на больных, нежели на здоровых, причём некоторые из них, если судить по их маниакальным, сверлящим взглядам, – на психических; тусклый полумрак, который царил здесь повсюду. Нет, это явно не Рио-де-Жанейро, как сказал бы незабвенный Остап-Сулейман, попади он в это богоугодное заведение. Но я не падал духом: во-первых, я был неприхотлив и материальные удобства играли в моей жизни второстепенную роль, а во-вторых, жизнерадостный, брызжущий через край оптимизм моего спутника заражал и меня.

Свой номер мы нашли в самом конце коридора, в левом его крыле, как раз напротив мужского туалета. Мячиков по этому поводу сострил, что более удачное расположение и представить трудно. Номер был сырым и холодным, из мебели мы нашли лишь две поржавевшие кровати, застеленные чистым, туго накрахмаленным бельём, от которого веяло чем-то могильным, небольшой стол и стенной шкаф для одежды. И здесь дух больницы!