Артур Конан Дойл - Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

– Вижу, что не повезло, – с величайшим хладнокровием ответил молодой человек. – Кажется, мой товарищ спасся, хотя у вас в руках остались фалды его сюртука.

– У дверей его ждут трое людей. – сказал Холмс.

– О, вот как! Оказывается, вы все отлично устроили. Остается только поздравить вас.

– Со своей стороны, позвольте и мне поздравит вас, – ответил Холмс. – Ваша идея насчет рыжих очень оригинальна и блестяща.

– Сейчас увидите своего приятеля. – сказал Джонс. – Он лучше меня умеет спускаться в дыры. Погодите только, пока я надену наручники.

– Пожалуйста, не трогайте меня вашими грязными руками, – заметил наш пленник, когда наручники зазвенели на его руках. – Вы, может быть, не знаете, что в моих жилах течет королевская кровь. Потрудитесь называть меня «сэр» и прибавлять «пожалуйста», когда будете разговаривать со мной.

– Отлично, – насмешливо ответил Джонс, пристально смотря на него. – Итак, сэр, неугодно ли вам подняться наверх; там мы можем найти кеб для того, чтобы отвезти ваше высочество в полицейский участок.

– Вот так-то лучше, – спокойно заметил Джон Клэй. Он вежливо, с достоинством поклонился нам и спокойно вышел с Джонсом.

– Не знаю, как и чем может банк достаточно отблагодарить вас, мистер Холмс, – сказал мистер Мерривезер, когда мы вслед за ними вышли из погреба. – Нет сомнения, что вам удалось открыть и предотвратить одну из самых смелых попыток обокрасть банк.

– У меня были свои маленькие счеты с мистером Джоном Клэем, – сказал Холмс. – Были у меня небольшие затраты, которые, надеюсь, банк возместит мне, но, во всяком случае, я щедро вознагражден тем, что испытал единственное в своем роде приключение и услышал замечательный рассказ о Лиге рыжих.

– Видите, Ватсон, – говорил Холмс мне, когда рано утром мы сидели с ним на Бейкер-стрит за стаканом виски с содовой, – с самого начала было ясно видно, что целью этого несколько фантастического объявления насчет Лиги могло быть только желание удалить на несколько дней из дома этого, не слишком-то умного закладчика. Это была странная манера, но, право, трудно было бы выдумать что-либо лучше. Изобретательному Клэю, наверно, пришло на ум воспользоваться цветом волос своего сообщника. Четыре фунта в неделю была достаточная приманка, чтобы привлечь Вилсона, а что значит эта сумма для тех, кто играет на тысячи? Они поместили объявление; один мошенник основал временную контору, другой посоветовал Вилсону обратиться по объявлению, и таким образом им удалось удалять его ежедневно на несколько часов. Как только я услышал, что помощник согласился служить на половинном жалованье, мне стало ясно, что у этого человека должен быть какой-нибудь очень важный повод, чтобы желать получить это место.

– Но как вы могли угадать этот повод?

– Будь в доме женщина, я заподозрил бы простую любовную интригу. Но здесь не могло быть и речи об этом. Дела у Вилсона незначительные, и в доме у него нет ничего такого, что могло бы вызвать подобные тщательные приготовления и значительные расходы. Значит, надо искать вне дома. Что же это могло быть? Я подумал о страсти помощника к фотографии, о том, что он часто исчезает в погребе. Погреб! Вот нить к запутанной загадке. Тогда я навел справки о таинственном незнакомце и узнал, что имею дело с одним из самых хладнокровных и дерзких преступников Лондона. Он делает что-то в погребе ежедневно, в продолжение нескольких часов, и это длится целые месяцы. Еще раз, что бы это могло быть? Я только и мог думать, что он роет подкоп под какое-нибудь здание.

Вот до каких выводов дошел я, когда мы пришли на место действия. Я удивил вас тем, что стал стучать палкой по мостовой. Мне хотелось убедиться, где идет подкоп – впереди дома или сзади. Оказалось, что впереди его не было. Тогда я позвонил, и, как я надеялся, приказчик Вилсона отпер дверь. Между нами бывали и прежде стычки, но мы никогда не видали в глаза друг друга. Я почти не взглянул ему в лицо. Мне нужно было видеть его брюки. Вероятно, вы и сами заметили, как они были изношены, смяты и грязны на коленях. Они так и говорили о целых часах, проведенных за рытьем земли. Оставалось только узнать, зачем они это делают. Я зашел за угол, увидел, что здание «Городского и пригородного банка» выходит к дому нашего приятеля, и убедился, что нашел разгадку тайны. Когда вы поехали домой после концерта, я зашел в полицию и к директору банка. Результат этого вы видели.

– А почему вы подумали, что они произведут покушение сегодня ночью? – спросил я.

– Если они закрыли свою контору Лиги, то, очевидно, уже не нуждались в отсутствии мистера Джейбза Вилсона, другими словами, им удалось провести свой тоннель. Но им было необходимо воспользоваться им как можно скорее, так как его могли открыть или банк мог взять деньги из подвала. Суббота – самый удобный для этого день, потому что впереди были два дня, во время которых они могли уехать далеко от Лондона. Поэтому-то я и ожидал покушения именно в эту ночь.

– Ваше рассуждение великолепно! – вскрикнул я в непритворном восторге. – Такая длинная цепь, и вместе с тем каждое звено ее прочно.

– Это было развлечением для меня, – проговорил он, зевая. – Увы! Я чувствую, как скука начинает одолевать меня. Вся моя жизнь – усилие избавиться от пошлости земного существования. Подобного рода маленькие проблемы помогают осуществлению этих усилий.

– И вместе с тем вы – благодетель человеческого рода, – сказал я.

Он пожал плечами.

– Может быть, и в самом деле приношу кое-какую пользу, – заметил он. – «L’Hommec’estrien – l’oeuvrec’esttout» [12] Человек – ничто, произведение – все (фр.). , как Густав Флобер писал к Жорж Санд.

– Дорогой мой, – сказал мне один раз Шерлок Холмс, когда мы сидели у камина в его квартире на Бейкер-стрит, – жизнь несравненно разнообразнее всего того, что может придумать человеческий ум. Нам бы и в голову не пришло то, что сплошь и рядом встречается в действительности. Если бы мы с вами могли вылететь из этого окна, полететь над этим громадным городом, тихонько приподнять крыши с домов и взглянуть внутрь на все происходящее там, мы увидели бы такие удивительные вещи, такие странные совпадения обстоятельств, такие планы, такие неожиданные результаты событий, что все романы с их условностью, с их заранее известными заключениями оказались бы скучными и банальными.

– Ну, я не согласен с этим, – ответил я. – Случаи, попадающие в газеты, достаточно вульгарны. Реализм полицейских отчетов доходит до крайних пределов, а между тем, нельзя же их назвать интересными и изящными.

– Для того, чтобы произвести впечатление в реалистическом духе, необходимо известное уменье, нужен тщательный выбор, – заметил Холмс. – Вот этого-то и нет в судебных отчетах, может быть потому, что там обращается больше внимания на формальную сторону дела, а не на детали, которые составляют его главную сущность в глазах наблюдателя. Поверьте, нет ничего неестественнее всего обыденного.