Артур Конан Дойл - Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

– Когда? Где? – вскрикнул мистер Виндибэнк.

Он страшно побледнел и оглядывался, словно крыса, попавшаяся в западню.

– О, право, не стоит так волноваться, – любезно сказал Холмс. – Вам никак не вывернуться, мистер Виндибэнк. Дело совершенно ясное, и вы сделали мне плохой комплимент, сказав, что я не смогу решить такого простого вопроса. Сядьте-ка лучше, да поговорим хорошенько.

Виндибэнк упал на стул. Он был смертельно бледен, и на лбу у него выступали капли пота.

– За это… нельзя привлечь к суду, – пробормотал он.

– Очень боюсь, что вы правы в этом отношении. Но, говоря между нами, Виндибэнк, мне никогда в жизни не случалось иметь дела с подобного рода жестокой, эгоистичной и бессердечной проделкой. Ну, теперь я расскажу вам, как все произошло, а вы возражайте, если я ошибусь.

Виндибэнк сидел на стуле, опустив голову на грудь, с видом совершенно пришибленного человека. Холмс протянул ноги к камину и, откинувшись в кресло и засунув руки в карманы, заговорил, казалось, скорее сам с собою, чем с нами.

– Человек женился из-за денег на женщине гораздо старше его, – сказал он, – и мог распоряжаться также и деньгами ее дочери, пока она жила с ними. Для людей их круга это была значительная сумма, и потеря ее отразилась бы на их бюджете. Следовало сделать что-нибудь, чтобы удержать эти деньги. Дочь была милая добрая девушка и с ее приятною внешностью и небольшим приданым могла найти жениха в недалеком будущем. Но с ее замужеством родные теряли сто фунтов в год. Что же делает отчим для избежания такого случая? Сначала он держит ее постоянно дома и запрещает ей бывать в обществе молодых людей. Но скоро он увидел, что это не может продолжаться. Девушка стала упрямиться, настаивать на своих правах и, наконец, решительно заявила о своем намерении отправиться на бал. Что же делает ее мудрый отчим? У него является идея, делающая более чести его уму, чем сердцу. С согласия своей жены и с ее помощью он переодевается, прикрывает свои проницательные глаза темными очками, приклеивает усы и густые баки, меняет свой звонкий голос на вкрадчивый шепот и, вполне рассчитывая на близорукость девушки, является в виде мистера Госмера Энджела, устраняя таким образом всех других ухаживателей.

– Сначала это было сделано в шутку, – пробормотал наш посетитель. – Мы никак не думали, что она увлечется так сильно.

Очень возможно. Как бы то ни было, барышня увлеклась очень сильно, и так как была уверена, что ее отчим уехал во Францию, то мысль об обмане не могла прийти ей в голову. Ухаживание молодого человека льстило ее самолюбию, а нескрываемое восхищение матери еще более усиливало ее чувство к жениху. Затем мистер Госмер Энджел стал ходить в дом: ясно, что это требовалось для произведения пущего эффекта. Молодые люди виделись несколько раз и дали друг другу слово: надо же было предохранить девушку от увлечения кем-нибудь другим. Однако нельзя же было вечно поддерживать обман. Постоянные поездки во Францию становились все более затруднительными. Оставалось привести дело к концу и таким драматическим способом, чтобы произвести сильное впечатление на молодую девушку и заставить ее на некоторое время отказывать новым женихам. Вот причина требования клятв в верности, произнесенных над Библией, и намеков на возможность каких-то случайностей, высказанных в самый день свадьбы. Джеймс Виндибэнк хотел связать мисс Сазерленд с Госмером Энджелом настолько, чтобы она лет десять не знала, что случилось с ее женихом, и не обращала внимания ни на кого другого. Он довел ее до дверей церкви, и так как не мог войти туда за ней, то преспокойно исчез, употребив в дело старый прием: вошел в одну дверцу кареты и вышел в другую. Вот каков был ход событий, мистер Виндибэнк!

Пока Холмс говорил, наш посетитель успел несколько оправиться. Теперь он поднялся со стула с холодной усмешкой на бледном лице.

– Все это может быть, а может и не быть, мистер Холмс, – сказал он. – Но если вы такой проницательный, всезнающий господин, то должны бы были знать, что вы, а не я, нарушаете закон. Я не подлежу суду, а вот вас так можно судить за то, что вы совершаете насилие, запирая дверь и не выпуская меня отсюда.

– Закон, действительно, бессилен против вас, – сказал Холмс, отпирая дверь и распахивая ее, – но редко кто заслуживал наказания больше вас. Если бы у барышни был брат или друг, он отхлестал бы вас. Черт возьми! – прибавил он, увидев усмешку на лице Виндибэнка. – Хоть это и не входит в мои обязанности, но я доставлю себе удовольствие…

Он быстро подошел к стене, на которой висел хлыст, но прежде, чем успел взять его, на лестнице послышался отчаянный топот ног, стук захлопнувшейся входной двери, а из окна мы увидели мистера Виндибэнка, изо всех сил бежавшего по улице.

– Что за негодяй! – смеясь, проговорил Холмс. Он снова опустился в свое кресло. – От преступления к преступлению этот малый непременно дойдет до виселицы. Дело-то вышло довольно интересное.

– Я все-таки еще не вполне уяснил себе ход ваших рассуждений, – заметил я.

– Ну, ведь с самого начала можно было предположить, что Госмер Энджел имеет основание вести себя так странно. Ясно было также, что это дело могло быть выгодно только отчиму. Имело значение и то обстоятельство, что Госмер и Виндибэнк никогда не встречались, и один бывал всегда, когда другого не было дома. Темные очки, странный голос, густые баки, – все указывало на переодевание. Все мои подозрения подтвердились, когда я увидел подпись, писаную на машинке. Очевидно, что почерк отчима был так хорошо знаком барышне, что она сейчас же узнала бы его. Вы видите, все эти отдельные факты, имеете с другими, менее важными, подтверждали мои подозрения.

– А как вы проверили эти факты?

– Ну, это было уже нетрудно. Я знал торговый дом, в котором он служит. Я взял объявление, выбросил оттуда все, что могло быть употреблено для того, чтоб изменить свой наружный вид – баки, очки, голос, – и послал в контору торгового дома с просьбой уведомить меня, есть ли у них агент по продаже вина, к которому подошли бы эти приметы. Я заметил особенности машинки, на которой были написаны письма Госмера, и написал Виндибэнку в контору, прося его прийти сюда. Как я и ожидал, он ответил также на машинке и с теми же самыми недостатками. С той же почтой я получил письмо от фирмы «Вестхауз и Мэрбэнк» на Фенчерч-стрит, в котором меня уведомляли, что все присланные мной приметы вполне подходят к одному из их служащих, Джеймсу Виндибэнку. Voila tout [14] Вот и все (фр.). .

– А мисс Сазерленд?

– Она не поверит, если я расскажу ей все. Помните старую персидскую поговорку: «Горе укравшему детеныша у тигрицы, горе отнявшему иллюзию у женщины». Хафиз [15] Хафиз Ширази (ок. 1325–1389/1390) – знаменитый персидский поэт и суфийский шейх, один из величайших лириков мировой литературы. был так же умен, как Гораций, и так же хорошо знал людей.