Стюарт Камински - Месть

Руки его были пусты, но кулаки сжаты.

Кто этот человек, сомневаться не приходилось.

― Где Адель? ― спросил я.

Дуайт Хэндфорд находился не больше чем в трех ярдах от меня и медленно приближался. Я повернулся к нему лицом. При том, что я стоял на второй ступеньке лестницы, наши головы были точно на одном уровне. Даже в сумерках я мог видеть, что у него бегающие глаза серо-голубого цвета.

― Ты ведь макаронник? ― спросил он.

― А ты деревенщина, ― ответил я.

― Хорошее начало разговора.

Он подошел ближе. Между нами оставалось уже меньше ярда.

― Итальяносы понимают только кулаки.

― А крестьяне умеют ими размахивать, ― сказал я.

― Я вовсе не дурак, даго, ― сказал он. ― Я поддам тебе ровно настолько, чтобы ты понял, что я не шучу. А потом ты скажешь мне, где Берил. Я увижусь с ней и сделаю так, что она уедет из города. А ты перестанешь искать Адель и задавать вопросы.

― Откуда ты знаешь, что я ищу тебя? ― спросил я.

― Ты спрашивал очень у многих, ― ответил он, приблизив свое лицо к моему. ― Где она?

― А если я не скажу, ты меня убьешь? ― спросил я.

― Может быть.

― Так вот, я не скажу, ― проговорил я.

Он пристально посмотрел мне в глаза:

― Ты не боишься.

― Нет.

― А почему?

― Тебе не понять. Наверное, я сам не знаю. Иногда мне кажется, что я приехал сюда, чтобы сидеть в кресле, смотреть, старые кассеты, обедать в «ДК» и умирать.

― Ты законченный идиот.

― Не знаю. Я думал об этом. Вообще-то вряд ли, но, может быть, ты и прав. Думаю, что на самом деле все гораздо сложнее.

― Посмотрим, ― произнес Хэндфорд, ударяя меня правым кулаком в живот.

Я начал падать, держась за перила. То, что было у меня в желудке, чуть не выплеснулось наружу. Он метил мне под дых, но слегка промахнулся.

― Где Берил? ― спросил он опять. ― Я неглупый парень. Я только хочу, чтобы меня оставили в покое. И чтобы Адель оставили в покое. Она моя, и я оставлю ее у себя и буду заботиться о ней сам.

― Ты сильно о ней позаботился, ― проговорил я, оседая на ступеньки и отпуская перила, чтобы схватиться за живот. ― Она уже торгует собой на Трэйле.

Он стоял надо мной, уперев руки в бока, и качал головой.

― Для тебя все очень просто, ― сказал он. ― Ты же ни черта не знаешь!

Я кивнул. Говорить как-то не хотелось.

― Тогда я скажу, ― продолжал он. ― Весь смысл в том, чтобы оставаться в живых и делать то, что хочется, не попадаясь в лапы закона. Человек живет, потом подыхает, и нет над ним никакого Бога. Ты понял?

Я снова кивнул.

― А то, что козлы вроде тебя говорят, что я делаю нехорошо, ничего не меняет. Это все дерьмо собачье. Если бы Бог не хотел, чтобы я делал то, что делаю, он бы давно отправил меня к чертям.

― Приятно, когда тебя лупит блестящий философ, хоть и маньяк, ― сказал я, с трудом удерживая рвоту.

― Макаронина, ― сказал он, ― в последний раз тебя спрашиваю: где Берил? Отвечай быстро и говори правду, если не соскучился по больничной койке ― в лучшем случае. Ты читал «Конюшню Лониган»?

― Нет, ― ответил я.

― Там описано как раз то, что я собираюсь с тобой сделать. Если протянешь до утра, найди и почитай.

Собрав последние силы, я вскочил и ударил его головой в лицо. Он с мычанием покачнулся, а меня опять бросило на ступеньки. Я хотел бежать в сторону «ДК», но оказалось, что ноги меня не слушаются. Хэндфорд сделал движение в мою сторону. Чтобы предвидеть, что произойдет через секунду, богатого воображения не требовалось.

Но ничего не произошло, потому что из-за моей машины вышел какой-то человек. Дуайт Хэндфорд остановился. Человек направлялся к нам. У него была фигура борца, низкого круглого борца. Он был почти лыс и имел скучающий вид. На нем были брюки, спортивная куртка и белая рубашка без галстука.

― Гуляй отсюда, ― сказал ему Хэндфорд.

Человек в спортивной куртке подошел еще ближе.

― У нас с итальяшкой свои дела, ― сказал Хэндфорд. ― Семейные разборки, как в кино по телику. Знаешь такое слово? Се-мей-ные.

Из носа у Хэндфорда лилась ручьем кровь, но он даже не подносил руки к лицу.

― Я тоже итальянец, ― сказал подошедший. ― И я не люблю, когда нас называют нехорошими словами.

― Гуляй отсюда, ― повторил Хэндфорд сквозь зубы.

― Гулять будешь ты, ― отвечал мужчина, ― или я разнесу тебе башку.

С этими словами он вытащил пистолет.

― Да кто ж ты такой? ― спросил Хэндфорд.

― Я дядя с большой пушкой, ― ответил мужчина. ― И если ты сделаешь шаг в сторону Фонески, с яйцами можешь проститься. А еще лучше ― сделай шаг ко мне. Если не хочешь неприятностей, делай так: назад, в темноту, и к черту.

― Нет, браток, ты не выстрелишь, ― отвечал Хэндфорд, не трогаясь, однако, с места.

― Да, хлопот не оберешься, ― сказал человек, ― но ты мне сильно не нравишься. Так что убирайся-ка ты, пока нос еще цел, или тебе конец. Я все сказал и уже начинаю скучать.

Хэндфорд посмотрел на меня. Взгляд его обещал, что мы с ним еще встретимся. После этого он с тем же выражением посмотрел на человека с пистолетом.

― В следующий раз, как я тебя увижу, ― сказал он, ― у тебя может не быть пушки.

― Если не будет, тогда пожалей себя, потому что я просто сверну тебе шею. Кончай концерт и проваливай.

Хэндфорд ушел в кусты. Было слышно, как он быстро удаляется. Несколько секунд я смотрел в темноту, потом повернулся к незнакомцу ― но он также исчез.

Со стоном я взобрался вверх по ступенькам, держась за перила, дополз до своего офиса, вошел и запер за собой дверь. За окном светились огни «ДК» и фары машин на дороге. Я прислонился к двери и потрогал место под ребрами, куда меня ударил Хэндфорд. Кажется, ничего не разбито, боль относительно терпима.

Хэндфорд мог вернуться через несколько часов. Это было маловероятно ― но кто мог знать наверняка? У меня не было пистолета, но в шкафу лежала монтировка. Я положу ее рядом с собой, а под дверную ручку поставлю крепкий офисный стул. Вряд ли мой ангел-хранитель с пистолетом явится еще раз.

Я задернул шторы, включил настольную лампу и посмотрел на кондиционер в окне. Эймс что-то сделал с ним, он гудел и прекрасно выводил воздух из комнаты, но входящий воздух был таким же теплым, как ночь.

Я достал из шкафа монтировку, положил ее на стол, протянул руку к телефону и нащупал папку Карла Себастьяна. Было около девяти вечера, но мне казалось, что уже глухая полночь. Я набрал номер. Автоответчик на том конце вежливым мужским голосом предложил оставить сообщение.

― Меня зовут Лью Фонеска. Я работаю на Карла Себастьяна. Я хотел бы поговорить с Кэролайн Уилкерсон. Когда она...

― Кэролайн Уилкерсон слушает, ― сказала женщина, поднимая трубку.

У нее был приятный интеллигентный голос.

― Я хотел бы поговорить с вами о Мелани Себастьян, ― сказал я.