Эллери Квин - Насчастливый город

— Карт! — простонала Пэт. — Я хочу поговорить с тобой… сначала.

— Меня тошнит от разговоров! Пэт, ты так нужна мне… — Он целовал ее губы и кончик носа.

— Я хочу поговорить с тобой о Джиме, Карт! — в отчаянии крикнула Пэт.

Она почувствовала, как Картер моментально остыл. Он отпустил ее, отошел к стене с окнами и уставился на площадь перед зданием суда, не видя ни автомобилей, ни людей, ни деревьев, ни пасмурного райтсвиллского неба.

— Что ты хотела узнать о Джиме? — бесстрастно спросил он.

— Карт, посмотри на меня! — взмолилась Пэт.

Он повернулся к ней:

— Я не могу этого сделать.

— Не можешь на меня смотреть? Но ты ведь смотришь!

— Я не могу отказаться от этого дела. Ты ведь пришла просить меня об этом, не так ли?

Пэт снова села, поискала помаду, но у нее тряслись руки, и она защелкнула сумочку, так и не подведя губы после поцелуев.

— Да, — тихо ответила она. — И не только об этом. Я хотела просить тебя уйти с должности прокурора и защищать Джима. Как судья Илай Мартин.

Карт молчал так долго, что Пэт пришлось посмотреть на него. В его взгляде была горечь, но, когда он заговорил, голос звучал мягко.

— Это несерьезно. Судья — старик и ближайший друг твоего отца. Да и в любом случае он не мог бы председательствовать на этом процессе. Но меня избрали на эту должность совсем недавно. Я принес присягу, и это кое-что для меня значит. Не хочу выглядеть напыщенным политиканом, подыскивающим голоса в свою пользу…

— Но ты им и выглядишь! — вспыхнула Пэт.

— Если Джим невиновен, его освободят. А если виновен… ну, в таком случае ты не должна хотеть, чтобы его освободили, верно?

— Он невиновен!

— Это решать присяжным.

— Ты уже решил! Мысленно ты приговорил его к смерти!

— Дейкин и я должны были собрать все факты. Неужели ты этого не понимаешь? Наши личные чувства не могут вмешиваться. Нам обоим нелегко из-за этой истории…

Пэт едва не плакала и сердилась за это на себя.

— Неужели для тебя ничего не значит, что от этой, как ты говоришь, « истории » зависит вся жизнь Норы? Что она ждет ребенка? Я знаю, что процесс нельзя остановить, но хочу, чтобы ты был на нашей стороне. Чтобы ты помогал, а не мешал!

Карт скрипнул зубами.

— Ты говорил, что любишь меня! Как ты можешь любить меня и… — Пэт с ужасом услышала, как дрогнул ее голос, и ощутила на щеках слезы. — Весь город против нас. Они бросали камнями в Джима. Они обливают нас грязью. А ведь это Райтсвилл, Карт! Райт основал этот город! Мы все родились здесь — не только дети, но и папа, и мама, и тетя Табита, и Блуфилды, и… Я уже не та избалованная девчонка, которую ты привык тискать на заднем сиденье своего драндулета субботними вечерами в роще на разъезде! Весь мир рушится, Карт, — я повзрослела, глядя на это! О, Карт, у меня не осталось ни гордости, ни сил — скажи, что ты поможешь мне! Я боюсь! — Пэт закрыла лицо руками, поддавшись эмоциям. Ничто не имело смысла — ни то, что она говорила, ни то, что думала. Все тонуло в слезах.

— Я не могу, Пэт, — жалобно произнес Карт.

Это все решило. Пэт пошла ко дну, но существовала и другая, мрачная и злобная жизнь, заставившая ее вскочить с кресла и крикнуть:

— Ты всего лишь эгоистичный, расчетливый политикан! Ты готов увидеть Джима мертвым, а папу, маму, Нору, меня и остальных страдающими только ради собственной карьеры! Еще бы — это ведь громкое дело! Дюжины репортеров из Нью-Йорка, Чикаго и Бостона будут ловить каждое твое слово! Твое имя и фотография появятся везде. « Блестящий молодой прокурор Брэдфорд заявил, что его долг… Нет, это не для печати… » Ты просто паршивый охотник за рекламой!

— Мысленно я уже через все это прошел, Пэт, — без всякого гнева ответил Карт. — Полагаю, мне не стоит рассчитывать, что ты посмотришь на это с моей точки зрения…

— Оскорбленная невинность! — усмехнулась Пэт.

— Если я не выполню эту работу — откажусь или уйду в отставку, — ее выполнит кто-то другой. Кто-то, кто, быть может, будет куда менее расположен к Джиму. Но если обвинителем буду я, Пэт, можешь не сомневаться, что с Джимом обойдутся по справедливости…

Пэт выбежала из кабинета.

Напротив двери, с другой стороны коридора, ее терпеливо поджидал Квин.

— О, Эллери!..

— Поехали домой, — мягко предложил он.

« Аве, Цезарь! » озаглавила Роберта Робертс свою колонку в газете от 15 марта.

« Тот, которого будут судить и могут приговорить к смерти, обнаруживает, что против него даже сама судьба. Суд над Джимом Хейтом начинается в Мартовские иды [46] Иды — в древнеримском календаре 15-й день марта, мая, июля и октября и 13-й день прочих месяцев. По преданию, Юлию Цезарю была предсказана гибель в Мартовские иды — именно тогда он был убит в сенате. под председательством судьи Лайзендера Ньюболда в здании суда округа Райт. Это случайно или намеренно? Глас народа яростно вопиет, а в более холодных головах создается впечатление, что судебный процесс по делу об убийстве Розмэри Хейт и попытке убийства Норы Райт-Хейт собираются превратить в зрелище на потеху толпе » .

Все подтверждало это мнение. С самого начала в городе слышался ропот, от которого кровь стыла в жилах. Шеф полиции Дейкин потихоньку признался назойливым репортерам, что испытывает « огромное облегчение » из-за того, что заключенного не понадобится везти по улицам города, поскольку окружная тюрьма и окружной суд расположены в одном здании. Люди пребывали в такой ярости, что можно было подумать, будто их ненависть к предполагаемому отравителю вдохновлена фанатичной преданностью семейству Райт. Но к Райтам они испытывали те же чувства. Дейкину пришлось поручить двум детективам сопровождать семью в здание суда и домой. Но, несмотря на это, мальчишки швыряли в них камни, шины их автомобилей оказывались таинственным образом исполосованными, а на корпусе появлялись бранные слова. Только за один день нервный почтальон Бейли доставил им семь анонимных писем с угрозами. Джон Ф. молча передал их в офис Дейкина. Патрульный Брейди задержал старого пьянчугу Эндерсона, который стоял посреди лужайки Райтов, обращаясь к безответному дому с монологом Марка Антония [47] Марк Антоний (ок. 83–30 до н. э.) — римский полководец, сторонник Цезаря. из первой сцены третьего акта « Юлия Цезаря » . [48] Трагедия У.Шекспира. Чарли Брейди спешно доставил мистера Эндерсона в участок, покуда тот продолжал вопить: « Прости меня, о прах кровоточащий, что кроток я и ласков с… ик… палачами! » [49] Перевод М.Зенкевича.

Герми и Джон Ф. выглядели удрученными. В суде вся семья сидела рядом, « единой фалангой » , с неподвижными шеями и бледными лицами. Лишь иногда Герми демонстративно улыбалась, глядя в сторону Джима Хейта, а потом поворачивалась к переполненному залу и вскидывала голову, словно говоря: « Да, мы поддерживаем его, вы, жалкие зеваки! »