Эллери Квин - Расследует Эллери Квин

На четырнадцатом часу Эллери понял, в чем беда, — он так давно видел настоящего, живого дворецкого, что это напоминало попытку оживить бронтозавра.

Ситуация явно требовала выхода, и Эллери, сделав мысленную заметку найти образец этой породы, если она еще не вымерла, в изнеможении рухнул на диван.

Казалось, он только закрыл глаза, как его разбудил звонок. С трудом разглядев, что будильник показывает семь минут девятого утра и что его сигнал отключен, Эллери пришел к выводу, что звонят в дверь. Дотащившись до нее, он уставился на стоящую на пороге девушку с безупречной фигурой, голубыми глазами и рыжими волосами.

— Мистер Квин? — осведомилась она мелодичным голосом, с сомнением глядя на растрепанного хозяина квартиры. — Я помешала?

— Нет, хотя я спал всего два часа и одиннадцать минут, — быстро ответил мистер Квин, впуская посетительницу. — С кем имею счастье беседовать?

— Эди Бэрроуз, — представилась девушка, слегка покраснев от удовольствия. — И у меня проблема.

— Как и у всех нас. Моя касается дворецкого.

— Поразительно! — воскликнула Эди Бэрроуз. — Моя тоже! Фактически даже двух. Вы когда-нибудь слышали о Клубе дворецких?

— Давайте не будем торопиться, мисс Бэрроуз, — взмолился Эллери, придвигая стул. — Что это за клуб и где он находится?

Девушка пустилась в объяснения. Клуб дворецких, подобно Афродите, родился из золотой пены 20-х годов. Он был еще более элитным, чем «Юнион», «Сенчури» или «Метрополь», — его членство строго ограничивалось тридцатью самыми благородными представителями профессии, которые объединили солидные ресурсы и арендовали для своего клуба высокий кирпичный дом на Шестидесятой улице рядом с Пятой авеню.

К 1939 году депрессия и естественные причины уменьшили число дворецких до дюжины. Но клубная казна продолжала жить собственной жизнью, ибо оставшиеся дворецкие, посвященные в финансовые секреты их работодателей-мультимиллионеров, вкладывали в их акции по нескольку долларов, и к 1963 году клуб приобрел дом в собственность, а кроме того, располагал надежными ценными бумагами стоимостью три миллиона долларов.

Сегодня в нем остались лишь два члена, давно удалившиеся от исполнения профессиональных обязанностей. Обоим шел девятый десяток. Одного звали Уильям Джарвис (у которого, как выяснилось, имелся недостойный внук по имени Бензелл Джарвис), а другого — дедушку Эди — Питер Бэрроуз, и оба жили в клубе.

— Бен Джарвис и я вели самостоятельную и, слава богу, отдельную жизнь, — мрачно добавила мисс Бэрроуз. — Но по уставу члены клуба должны жить там или отказаться от прав пережившего.

— Прав пережившего? — Мистер Квин насторожился, как ищейка, почуявшая след. — Вы имеете в виду, что эта ассоциация мажордомов создала тонтину [44] Тонтина — финансовое соглашение, участники которого вносят одинаковые вклады, а весь капитал достается пережившему остальных. Названа по имени неаполитанского банкира Лоренцо Тонти (ум. 1695), создавшего эту схему около 1653 г. и весь капитал достается последнему, оставшемуся в живых?

— Да, мистер Квин.

— Меня это удивляет. Дворецкие считаются самыми консервативными людьми на земле.

— Очевидно, вы мало знаете о дворецких, — вздохнула мисс Бэрроуз. — Они все прирожденные игроки. Как бы то ни было, теперь эти два старых маразматика одержимы одной мыслью — пережить другого и унаследовать клубную казну. Все это очень глупо и было бы забавно, если бы не… — Она умолкла.

— Если бы не что?

— Ну, поэтому я и пришла сюда, мистер Квин. Вчера вечером я нанесла еженедельный визит дедушке…

Семь часов вчерашнего вечера.

Эди застала пару стариков в отделанной дубом и кожей «комнате молчания» погруженными в разговор, который любому, кроме дворецких, показался бы неподобающе шумным.

— У вас скверный ум, Джарвис! — услышала Эди голос своего деда. Долговязая и скрюченная от возраста фигура Питера Бэрроуза вибрировала, как на сильном ветру.

— Вот как, Бэрроуз? — злобно усмехнулся Уильям Джарвис — маленький лысый старикашка. — Вы будете отрицать, что пытаетесь убрать меня с дороги, дабы оставить клубный капитал вашей внучке?

— Разумеется, буду!

— Право, мистер Джарвис, — заговорила шокированная Эди. — Никто не пытается убирать вас с дороги.

— Вы сваливаете все с больной головы на здоровую, паршивый старый посудомойщик! — подхватил Бэрроуз. — Это вы планируете убить меня, чтобы деньги перешли к вашему внуку-плейбою!

Оба старика выпустили когти, явно собираясь вцепиться друг другу в горло.

К счастью, в этот момент и Бензелл Джарвис явился со своим еженедельным визитом, который почему-то всегда совпадал с визитом Эди, и встал между ощетинившимися дедушками. На сей раз Эди была рада его видеть (молодой Джарвис, бывший в обществе образцовым доктором Джекилом, сразу превращался в мистера Хайда, [45] В повести Р.Л. Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» респектабельный ученый доктор Джекил изобрел средство, высвобождающее злое начало, приняв которое он превращался в жестокого урода, преступника Хайда. оставаясь наедине с Эди).

— Слушай, Эди, — сказал Бен Джарвис, который был таким же маленьким и лысым, как его дед, — уведи своего старого дурня, а я уведу своего — жаль, что их спальни не запираются, — и потом мы с тобой…

— …Но я ужасно беспокоилась, мистер Квин, — закончила рассказ Эди, не упомянув о приеме дзюдо, который ей пришлось применить, спасаясь от молодого Джарвиса. — Каждый из стариков уверен, что другой задумал убить его, и они могут по-настоящему повредить друг другу якобы из самозащиты. Обращаться в полицию кажется нелепым, но все же… что мне делать?

— У них есть какая-нибудь прислуга?

— Слуга и кухарка работают только во второй половине дня, а ночевать уходят домой. Так что, если ночью кому-то из стариков придет в голову безумная идея, рядом никого не окажется.

— В таких обстоятельствах требуется неофициальная демонстрация власти, — серьезно сказал Эллери. — Мой отец полицейский инспектор, мисс Бэрроуз, и его конек — предотвращение преступлений. Подождите, пока я позвоню ему.

Позже.

Для человека, чей конек — предотвращение преступлений, инспектор Квин не казался обрадованным представившейся возможностью. Он сердито смотрел на сына, когда они с Эди Бэрроуз ждали на тротуаре перед Клубом дворецких Бена Джарвиса (инспектор настоял на том, чтобы вызвать его по телефону), столь же мрачно уставился на Джарвиса, когда молодой человек, явно страдавший от похмелья, выполз из такси, а когда они поднимались по каменным ступенькам к входу, проворчал, обращаясь к Эллери: