Эллери Квин - Новые приключения Эллери Квина

— Пожалуйста, мистер Квин, не принуждайте меня говорить!

— Но вы ожидаете, что она присоединится к вам здесь, не так ли?

Хэнкус побледнел.

— Он псих, — сказал полицейский. — Даже не пытался бежать и сопротивляться.

— Хэнк! Папа! — послышался крик Кейти Скотт. Растрепанная и с испачканным лицом, девушка ворвалась в офис и кинулась на тощую грудь мистера Холлидея.

— Кейти! — вскрикнула Паула, бросаясь к девушке и обнимая ее. В следующую секунду все трое — Паула, Кэтрин и Хэнкус — плакали вместе. Челюсть старого Джона отвисла еще ниже, полицейские застыли в недоумении, и только мистер Квин продолжал улыбаться.

Затем мисс Скотт подбежала к отцу и спрятала лицо на его широкой груди. Плечи старого Джона слегка приподнялись, хотя на лице оставалось ошеломленное выражение.

В разгар этой невероятной сцены в офис ворвался ветеринар ипподрома.

— Хорошие новости, мистер Скотт, — сообщил он. — Я извлек пулю, и, хотя рана глубокая, даю вам слово, что, когда Риск выздоровеет, он будет бегать как прежде. — И ветеринар быстро вышел.

Улыбка мистера Квина стала еще шире.

— Ну и ну! — воскликнул он. — Неплохая комедия ошибок!

— Комедия! — рявкнул старый Джон поверх золотистых локонов дочери. — Вы называете комедией покушение на мою жизнь? — И он свирепо глянул на мистера Хэнка Холлидея, который вытирал глаза позаимствованным у полицейского платком.

— Мой дорогой мистер Скотт, — ответил мистер Квин, — не было никакого покушения на вашу жизнь. Стреляли не в вас. С самого начала в качестве жертвы намечался Риск, и только он.

— Что?! — воскликнула Паула.

— Нет-нет, Уайти, — промолвил мистер Квин, по-прежнему широко улыбаясь. — Уверяю вас, дверь хорошо охраняется.

— Да он спятил! — фыркнул жокей. — Сейчас вы скажете, что это я всадил пулю в лошадь! Как я мог сидеть верхом на Риске и одновременно находиться на трибуне на расстоянии пятидесяти футов? Миллион парней видели, как стрелял этот псих!

— Буду счастлив разрешить эту проблему, — поклонился мистер Квин. — Риск официально должен был нести на себе во время скачек сто двадцать фунтов. Это означает, что, когда его жокей, неся упряжь, шагнул на весы перед состязанием, комбинированный вес жокея и упряжи должен был составлять ровно сто двадцать фунтов, иначе распорядители скачек не позволили бы ему сесть на лошадь.

— Какое это имеет отношение к делу? — осведомился шеф полиции, устремив суровый взгляд на мистера Уайти Уильямса.

— Самое прямое. Ибо мистер Уильямс всего несколько минут назад сообщил нам, что весит всего сто семь фунтов. Следовательно, скаковое седло, бывшее на Риске в тот момент, когда его подстрелили, должно было содержать различные свинцовые довески, составляющие вместе с весом самого седла разницу между ста семью фунтами — весом мистера Уильямса — и ста двадцатью фунтами — весом, определенным для скачек. Это верно?

— Конечно. Все это знают.

— Да-да, элементарно, как говорил бессмертный мистер Холмс. Тем не менее, — продолжал мистер Квин, прикоснувшись носком ботинка к седлу, которое Уайти Уильямс принес в офис, — когда я обследовал это седло, в его карманах не было свинцовых довесков. А мистер Уильямс заверил меня, что никто не прикасался к седлу с тех пор, как он снял его со спины Риска. Но это невозможно, так как без свинцовых довесков мистер Уильямс и седло весили бы меньше ста двадцати фунтов.

Я понял, что мистер Уильямс взвешивался с другим седлом, которое было на Риске, когда его подстрелили, и которое Уильямс снял с раненой лошади и спрятал где-то поблизости, а по нашему требованию принес сюда второе седло — лежащее на этом полу, — которое он приготовил заранее с пулевым отверстием как раз в нужном месте. Причина, по которой Уильямс это сделал, заключалась в том, что в первом седле имелось нечто, чего он не хотел показывать никому. Что же это могло быть, если не специальный карман, содержащий пистолет, который в суматохе, последовавшей за первым сигнальным выстрелом мистера Холлидея, мистер Уильямс спокойно разрядил в Риска? Борясь с испуганной лошадью, он наклонился, сунул руку в карман и выстрелил, покуда мистер Холлидей продолжал палить в воздух в пятидесяти футах от него? Ведь мистер Холлидей едва ли мог быть уверен, что попадет в Риска с такого расстояния, так как не привык пользоваться огнестрельным оружием — он мог даже случайно попасть в мистера Уильямса. Поэтому я уверен, что мистер Холлидей использовал холостые патроны и потом выбросил пистолет.

— Вы рехнулись! — В скрипучем голосе жокея слышались панические нотки. — Специальное седло! Кто когда-нибудь слышал…

Мистер Квин, все еще улыбаясь, подошел к двери, открыл ее и сказал:

— Вижу, вы его нашли. В стойле Риска? Весьма неуклюжий тайник.

Он вернулся с седлом для скачек. Уайти выругался и угрюмо замолчал. Мистер Квин, шеф полиции и Джон Скотт обследовали седло и обнаружили специальный карман над железным ободом, а в нем — маленький пистолет. Вокруг дырки от пули, пробившей карман, виднелись следы пороха.

— Но при чем тут Холлидей? — пробормотал шеф. — Не могу этого понять.

— Вы не одиноки, — усмехнулся мистер Квин, — потому что мистер Холлидей, при всей его скромности, занимает уникальное положение среди двуногих.

— Что-что?

— Он был сообщником Уайти, не так ли, Хэнкус?

Холлидей судорожно глотнул.

— Да. То есть нет. Я имею в виду…

— Понимаете, — быстро продолжал мистер Квин, — Уайти хотел создать обстоятельства, при которых его заподозрили бы в ранении Риска в самую последнюю очередь. Ссора между Джоном Скоттом и Хэнком предоставила ему готовое орудие. Если бы он смог убедить Хэнка притвориться стреляющим, то о его собственной роли в деле никто не должен был догадаться. Но как заставить Хэнка на это пойти? Где была ахиллесова пята мистера Холлидея? Разумеется, в его нежной страсти к Кейти Скотт. Поэтому вчера вечером отец Уайти, Уид Уильямс — жокей, которого вы, мистер Скотт, много лет назад вышвырнули с беговой дорожки и превратили в шорника, — похитил Кейти, а потом связался с Хэнкусом-Пэнкусом и сообщил ему, что он должен сделать сегодня, если хочет снова увидеть любимую живой. Хэнкус согласился, взял пистолет, которым они его снабдили, и пообещал никому не говорить ни слова, даже если его отправят в тюрьму, так как в противном случае с его несравненной Кейти случилось бы нечто ужасное.

Мистер Холлидей снова глотнул, и его кадык подпрыгнул.

— А тем временем, — зарычал Джон Скотт, свирепо глядя на съежившегося жокея, — этот скунс и его хорек папаша смеялись над храбрым парнем, которого вынудили помочь им отомстить, разорив меня!

Старый Джон заковылял, как медведь, к мистеру Холлидею.