Джозефина Тэй - Поющие пески. Дело о похищении Бетти Кейн. Дитя времени

— Книгу?! — с удивлением воскликнул Грант. — Боже упаси. Почему вы спрашиваете?

— Потому что мне самому хотелось бы сделать это. Такая книга вышла бы куда лучше, чем про крестьянское восстание.

— Валяйте.

— Понимаете, мне надо что-нибудь показать отцу. Он считает, что я ни на что не годен, раз меня не интересует мебель и торговое дело. А увидев написанную мной книгу, он поверил бы, что я не так уж безнадежен. Он даже, пожалуй, стал бы этим хвастать.

Грант смотрел на Кэррэдайна с доброй улыбкой.

— Забыл спросить, как вам понравился «Кросби-плейс»?

— Чудесный дом. Попадись он на глаза Кэррэдайну Третьему, тот непременно захотел бы увезти его с собой в Америку.

— Если вы напишете книгу о Ричарде, так и случится. Он почувствует себя совладельцем. Как вы ее назовете?

— Книгу?

— Да.

— Я позаимствую выражение у Генри Форда и назову ее «История — вздор».

— Отлично.

— Однако, прежде чем сесть и написать ее, мне придется еще немало прочесть и покопаться в документах.

— Наверняка. Ведь вы даже не подошли к главному вопросу.

— Какому?

— Кто же на самом деле убил мальчиков?

— Да, конечно.

— Если мальчики были живы, когда Генрих захватил Тауэр, что случилось с ними потом?

— Доберусь и до этого. Но сначала я хочу узнать, почему Генриху было так важно замолчать содержание «Титулус региуса».

Кэррэдайн собрался уходить, но заметил, что портрет Ричарда лежит на тумбочке лицом вниз. Он поднял его и аккуратно прислонил к стопке книг.

— Стой пока здесь, — сказал молодой человек, обращаясь к портрету. — Скоро я верну тебя на место.

Не прошло и получаса после ухода Кэррэдайна, как появилась сияющая Марта, с охапками цветов, книгами и сластями. Грант был глубоко погружен в события XV века, как их описывал сэр Катберт Олифант, и потому приветствовал актрису с удивившей ее рассеянностью.

— Слушай, если бы твой деверь убил двух твоих сыновей, ты бы приняла от него пенсию?

— Вопрос, как я понимаю, чисто риторический, — сказала Марта, кладя на стол охапку цветов и озираясь по сторонам в поисках подходящей вазы.

— Честно говоря, по-моему, у всех историков не ладно с головой. Послушай-ка:

«Поведение вдовствующей королевы трудно объяснимо; нельзя с уверенностью сказать, опасалась ли она, что ее насильственно извлекут из убежища, или же просто устала от одинокого существования в Вестминстере и с бездушной апатией решила помириться с убийцей сыновей».

— Боже милостивый! — воскликнула Марта, замерев с вазой в руке. — А кто была эта вдовствующая королева?

— Елизавета Вудвилл, жена Эдуарда IV.

— Ах да. Я ее играла. Эпизодическая роль, в пьесе про графа Уорика — «делателя королей».

— Я, конечно, всего лишь полицейский, — начал Грант, — и, возможно, никогда не вращался в соответствующих кругах. Быть может, поэтому я встречался только с приличными людьми. Где можно найти женщину, которая заводит дружбу с убийцей двух своих сыновей?

— В Греции, пожалуй, — сказала Марта. — В Древней Греции.

— Я не могу припомнить примеров и оттуда.

— Или скорей всего в сумасшедшем доме. Елизавета Вудвилл не проявляла никаких признаков безумия?

— Не замечено. А она царствовала около двадцати лет.

— Вот видишь, вся эта история — фарс, а совсем не трагедия, — заявила Марта, продолжая расставлять цветы. — Да, я знаю, что он убил Эдуарда и маленького Ричарда, но все-таки он такой душка!..

Грант рассмеялся; хорошее настроение вернулось к нему.

— Да, конечно. Театр абсурда, а не трезвая историческая наука. Вот почему историки меня поражают. У них, кажется, совсем нет чувства реальности; людей они видят как плоские картонные фигурки на схематичном фоне.

— Наверное, когда все время возишься с древними рукописями, до людей просто руки не доходят. Я имею в виду не персонажей этих рукописей, а просто живых людей. Из плоти и крови. И как они ведут себя в жизни.

— Как бы ты сыграла ее? — спросил Грант, помня, что Марта должна профессионально разбираться в мотивации человеческих поступков.

— Кого?

— Женщину, добровольно покинувшую монастырь и примирившуюся с убийцей своих детей за семьсот марок в год и право присутствовать на королевских приемах.

— У меня бы не получилось. Такие попадаются разве что у Эврипида или в сумасшедшем доме. Ее можно играть только как последнюю дрянь. Знаешь, из этого выйдет отличная пародия на романтическую трагедию. Из тех, которые пишут белым стихом. Надо будет как-нибудь попробовать — на благотворительном утреннике или еще где-нибудь… Надеюсь, ты любишь мимозу… И кто только придумал женщину, которая сошлась с убийцей своих детей?!

— Никто ее не придумывал. Елизавета Вудвилл в самом деле приняла пенсию от Ричарда. Ее дочери посещали балы во дворце, а она писала другому своему сыну, от первого брака — Дорсету, чтобы он возвращался домой из Франции и помирился с Ричардом. Как предполагает Олифант, она либо боялась, что ее силой вытащат из убежища (ты когда-нибудь слышала, чтобы человека насильно вытаскивали из-под защиты церкви? За такое сразу же полагалось отлучение, а Ричард был весьма примерным католиком), либо ей наскучила монастырская жизнь.

— А что ты думаешь по поводу этих странностей?

— Совершенно очевидно, что принцы были еще живы и здоровы. На другое никто из современников и не намекает.

Марта придирчиво осмотрела расставленные веточки мимозы.

— Да, верно. Ты рассказывал, что подобного обвинения не было и в том акте… После смерти Ричарда, я хочу сказать, — поправилась актриса, переведя взгляд с мимозы на портрет, затем на Гранта. — Значит, ты и в самом деле думаешь, что Ричард не имеет никакого отношения к смерти мальчиков?

— Я совершенно уверен, что они были в полном здравии, когда Генрих прибыл в Лондон. Ничто не может объяснить тот факт, что он не воспользовался случаем поднять шумиху, если мальчики и в самом деле исчезли. У тебя есть другие предположения?

— Нет, конечно, нет. Это совершенно необъяснимо. Я всегда полагала, что разразился жуткий скандал и что смерть принцев стала основным пунктом обвинения Ричарда. Да, ты и мой кудрявый ягненочек чудесно проводите время! Предлагая тебе заняться расследованием, чтобы скоротать время, я и не думала, что вношу вклад в переосмысление нашей истории. Да, чуть не забыла — за тобой охотится Атланта Шерголд.

— За мной?

— Да. Она просто мечтает растерзать тебя. Говорит, что Брент пристрастился к Британскому музею, как наркоман к своему зелью. Никакими силами не вытащить его оттуда. А когда это ей удается, мысли его все равно витают в Старой Англии. На нее не обращает внимания, даже перестал бывать на каждом представлении «По морю в корыте». Ты часто видишь Брента?