Кейт Саммерскейл - Подозрения мистера Уичера, или Убийство на Роуд-Хилл

В 1906 году Зигмунд Фрейд сопоставлял полицейское расследование с психоанализом:

В обоих случаях мы имеем дело с тайной, с чем-то скрытым… Преступник знает тайну и скрывает ее; больной — не знает, она скрыта даже от него самого… Следовательно, в этом отношении различие между преступлением и душевной болезнью имеет фундаментальный характер. Однако же задача психотерапевта, по сути, сходна с задачей следователя. Мы, врачи, должны обнаружить скрытый психический феномен, и, чтобы достичь этого, приходится применять различные детективные приемы. [50] Фрейд З. «Психоанализ и установление фактов в судебной процедуре», 1906.

Вот и Уичер не только собирал факты, имеющие отношение к преступлению, но и выискивал нити, ведущие к внутренней жизни Констанс, к ее скрытой психической сути. Преступление было обставлено с использованием настолько запутанной символики, что просто не поддавалось какой бы то ни было разумной интерпретации. Ребенка швыряют в туалет для слуг, словно какую-то падаль. Преступник совершает то ли ритуальное убийство, то ли охвачен безумием — во всяком случае, он словно бы не раз, а четыре раза убивает мальчика: душит, перерезает горло, бьет ножом в грудь и топит в фекалиях.

Сэмюел пересказал Уичеру и еще одну любопытную с точки зрения психологии историю. Дело в том, что летом 1857 года его дочь была совершенно захвачена неким судебным процессом по делу об убийстве.

Мадлен Смит, двадцати одного года от роду, дочери архитектора из Глазго, было предъявлено обвинение в убийстве своего любовника, какого-то французского клерка. Утверждалось, что она подсыпала мышьяк в его чашку с горячим шоколадом. Якобы ей нужно было разделаться с ним, чтобы выйти замуж за более солидного претендента. После скандального судебного расследования, широко освещавшегося в печати, жюри присяжных признало выдвинутые против подсудимой обвинения «недоказанными» — вердикт, возможный только при ведении процесса в «шотландской» системе судопроизводства. Большинство считали Мадлен Смит виновной, но тот факт, что ей удалось обвести правосудие вокруг пальца, да еще с таким потрясающим хладнокровием, лишь добавил этой женщине популярности. Среди ее поклонников оказался, в частности, Генри Джеймс, назвавший совершенное ею преступление «выдающимся произведением искусства». Он буквально жаждал увидеть ее: «Много бы я дал за возможность взглянуть на ее лицо в кругу семьи».

Сэмюел рассказывал Уичеру, что его нынешняя жена всячески пыталась спрятать от Констанс выпуски «Таймс», где освещался процесс, — это свидетельствует о том, что за тринадцатилетней девочкой замечался нездоровый интерес к жестоким преступлениям. «Необычные обстоятельства этого дела, — докладывал начальству Уичер, — заставляли родителей тщательно прятать от мисс Констанс номера газет с описанием процесса; когда же все кончилось, миссис Кент заперла их у себя в секретере». Однако через несколько дней газет она там не обнаружила. «Подозрение пало на мисс Констанс. От вопросов та отмахивалась, мол, ничего не знаю, но в ее спальне учинили обыск, и газеты обнаружились между матрасом и сеткой кровати».

Быть может, чтение отчетов о суде над Мадлен Смит и ее оправдание дало Констанс представление о том, чтб есть убийство, — точно так же, как, допустим, Джону Томпсону, заявившему, что именно это дело натолкнуло его на мысль подлить синильной кислоты женщине, отвергшей его притязания. Пусть Сэвил умер не от отравления ядом, но его убийство было тщательно продумано и совершено бесшумно, под домашней крышей: одеяло является не менее удобным орудием убийства, нежели чашка с шоколадом. Мадлен Смит на своем примере продемонстрировала, что хитроумие и бесстрастность способны превратить представительницу среднего класса, совершившую преступление, в весьма гламурную особу, окутанную тайной, едва ли не в героиню (именно это слово употребил Томас Карлайл применительно к другой убийце — Марии Мэннинг). И если бы Мадлен имела достаточно хладнокровия, ее, может, вообще бы так и не поймали.

Могло сложиться впечатление, что сформировалось чуть ли ни какое-то новое племя — женщин-преступниц, чьи потаенные страсти находили себе выход в насилии. Обычно страсти эти возникали на сексуальной почве. С виду Мария Мэннинг и Мадлен Смит были вполне почтенными юными дамами. Их первое грехопадение — тайная связь, второе — убийство любовника, ставшего нечто вроде мощного разрушительного выброса сексуальной энергии. Мадам Фоско из «Женщины в белом» на преступление толкает страсть к властолюбивому графу, а ее «нынешнее приниженное состояние вполне могло скрывать опасные стороны натуры, находившие ранее, в ее прежней беспечальной жизни, вполне невинное выражение». Мадам Ортенз — убийца из «Холодного дома», «списанная» с Марии Мэннинг, «давно привыкла подавлять чувства и мириться с действительностью». Она «готовилась к достижению собственных целей, обучаясь в своего рода школе разрушения, где естественные порывы души загоняются внутрь и застывают, как мухи в янтаре».

Стремительное увеличение количества ежедневных изданий в середине XIX века породило опасения, что хлынувшие на их страницы секс и насилие могут и впрямь испортить нравы публики, а кого-то толкнуть на преступный путь. Журналисты нового поколения во многом походили на детективов: в них видели то борцов за правду, то бессовестных соглядатаев. В 1855 году в Британии насчитывалось семьсот газет, через пять лет уже — тысяча. [51] Увеличение количества газет было вызвано, в частности, отменой налогов на почтовые отправления (1855) и отменой пошлин на бумагу (1860), что уже на будущий год привело к появлению дешевых ежедневных изданий. Если говорить об изданиях, редакции которых располагались неподалеку от Роуд-Хилл, то это были «Троубридж энд Норт-Уилтс эдвертайзер» (основана в 1855 году) и «Фрум таймс» (1859), и подписчиком последней являлся мистер Кент. Криминальная хроника занимала в газетах все большее место, и поскольку благодаря телеграфу новости теперь быстро разносились по всей стране, читателей еженедельно заваливали отчетами о насильственной смерти. Вновь вспомним Диккенса, на сей раз «Большие надежды» (1861): читая новости, мистер Вупсел ощущает, как «весь, до самых бровей, покрывается кровью».

За месяц до гибели Сэвила Кента все английские газеты сообщали о по меньшей мере трех убийствах, совершенных на бытовой почве. В Шордиче, восточном районе Лондона, некий трубоукладчик перерезал горло своей сожительнице, да так, что, если верить газете «Эннуэл реджистер», «голова почти отделилась от тела. Судя по всему, смерть наступила почти мгновенно — женщина не сопротивлялась и не кричала». В Сандауе, графство Айл-оф-Уайт, сержант Королевской артиллерии Уильям Уитворт зарезал жену и шестерых детей, «вонзив бритву так глубоко, что стал виден позвоночник». Наконец, один портной-француз, снимавший квартиру над кондитерской на Оксфорд-стрит, в Лондоне, отпилил жене голову, а затем пошел в Гайд-парк и застрелился. «Его брат, — писали газеты, — заявил, что он часто захаживал в Музей доктора Канна, где изучал строение шеи и горла, проявляя особый интерес к положению яремной вены». Если к убийству подготовил себя портной, то с таким же успехом это мог сделать любой подписчик газеты.