Найо Марш - Убитая в овечьей шерсти

— Итак, вы сами, — произнес Аллейн, подсчитывая, — капитан Грейс, племянник миссис Рубрик, мисс Урсула Харм, ее подопечная, и мисс Теренция Линн, ее секретарь. Что вы можете сказать о слугах?

— Кухарка, миссис Дак, которая работает в Маунт Мун пятнадцать лет, и мужчина-слуга, Маркинс, наняв которого Флосси сразу стала притчей во языцех. Это своего рода феномен. Слуг-мужчин в стране практически не существует.

— А те, кто работает вне дома? Насколько я помню, в тот момент имелся Томас Джонс, управляющий, его жена и сын Клифф, разнорабочий или грузчик? Эльберт Блек, три пастуха, пять приезжих стригалей, сортировщик шерсти, трое мальчиков, два садовника, ковбой и повар на ферме. Верно?

— Все точно, вплоть до ковбоя. Я вижу, что мне нечего добавить.

— В ночь исчезновения стригали, садовники, мальчики, повар, сортировщик и ковбой развлекались где-то за несколько миль отсюда?

— На танцах в Сошнал-холл, Лейксайд. Это через главную дорогу, по низине. — Фабиан дернул подбородком куда-то в необозримые просторы плато. — Артур разрешил им взять грузовик. Тогда у нас было больше бензина.

— Следовательно, оставались хозяева, семья Джонсов, миссис Дак, разнорабочий и Маркинс?

— Совершенно верно.

Аллейн обхватил колено длинными руками и повернулся к спутнику.

— А теперь, мистер Лосс, — медленно проговорил он, — объясните мне, зачем вы меня сюда пригласили.

Фабиан ударил открытой ладонью по вращающемуся колесу.

— Я писал вам. Я живу в кошмаре. Оглянитесь вокруг. Наш ближайший сосед удален на десять миль. Как вы думаете, приятное это ощущение? А когда в январе снова пришла пора стрижки, опять те же люди, те же заботы, такие же долгие вечера, и тот же запах лаванды, жимолости и промасленной шерсти. Стригали говорят об этом. Они умолкают, когда мы подходим, но каждый перекур и перерыв они обсуждают убийство. Как вкрадчиво и жутко звучит это слово! Они, естественно, пользуются прессом. Я поймал одного из мальчишек, которые подметают в овчарне, когда он сидел, скорчившись, под прессом, а другой пытался обернуть его шерстью. Тоже мне экспериментаторы! Я их здорово напугал, этих маленьких подонков. — Он круто повернулся к Аллейну. — Мы об этом не говорим. Поставили на этом крест шесть месяцев назад. Но всем худо от этого. Мне это мешает в работе. Я почти ничего не делаю.

— В вашей работе… Я как раз хотел поговорить о ней.

— Я думаю, вам говорили в полиции.

— Мне сообщили в штабе армии. Это входит в мою задачу.

— Понимаю, — промолвил Фабиан. — Да, конечно.

— Надеюсь, вы понимаете, что у меня особое задание — обнаружить возможную утечку информации к противнику. Правда, это не имеет ничего общего с моей мирной профессией. Если бы не предположение, что смерть миссис Рубрик могла быть как-то с этим связана, я бы не приехал. Я здесь с ведома и одобрения своих коллег.

— Значит, клюнули на мою удочку, — произнес Фабиан. — Как вам понравились мои опусы?

— Мне показывали светокопии. Я, конечно, не могу судить. Я не артиллерист. Но я мог, по крайней мере, оценить значение вашей работы в целом и необходимость держать ее в тайне. Видимо, в связи с ней и появились подозрения в шпионаже?

— Да. По-моему, это нелепые подозрения. Мы работаем в помещении, которое запирается, и все важные детали и чертежи всегда хранятся в сейфе.

— Мы?

— Со мной работает Дуглас Грейс. Он взял на себя практическую часть. Я выступаю как теоретик. Я был на родине, когда началась война, и принял бесславное участие в ныне безнадежно забытом норвежском походе. У меня был острый ревматизм, но, демонстрируя исключительное чувство патриотизма, я вернулся на военную службу как раз вовремя, чтобы получить трещину черепа при Дюнкерке. — Фабиан помедлил секунду. — Когда меня сочли здоровым, то направили на закрытое предприятие в Англии. Тогда-то и возникла эта идея. Здоровье мое снова окончательно сдало, и мне, наконец, дали пинка. Флосси, которая находилась на родине с визитом, насела на меня, убежденная, что ее бедный племянник должен приехать с ней в эту страну, чтобы поправить здоровье. Она говорила, что привыкла ухаживать за инвалидами, имея в виду эндокардит бедняги Артура. Я начал возиться со своим изобретением, вскоре после приезда.

— А ее родной племянник? Капитан Грейс?

— Он вообще-то обучался инженерной профессии в Гейдельберге в 1939 году, но оставил курс по совету своих немецких друзей и вернулся в Англию. Пользуясь случаем, хотелось бы убедить вас, что Дуглас не находился на содержании у Гитлера или кого-то из его сателлитов, как склонен думать младший инспектор Джексон. Он поступил на военную службу в Англии, был отправлен в новозеландское подразделение и угодил прямо в пекло: в Грецию, на Салоникский фронт. Флосси отловила его сразу после демобилизации. Он обычно трудился здесь в качестве младшего помощника, когда бывал на каникулах. У него всегда были золотые руки, он работал на токарном станке, были и другие кое-какие полезные инструменты. Я и привлек его к работе. Вот у Дугласа это просто пунктик. Он настаивает, что смерть тетушки Флосси самым фантастическим образом связана с нашей несчастной яйцедробилкой, которую мы для пышности именуем магнитным взрывателем.

— Почему он так считает?

Фабиан не ответил.

— Располагает ли он данными… — снова начал Аллейн.

— Послушайте, сэр, — резко сказал Фабиан, — есть веская причина для вашего визита. Она может вам не понравиться. Собственно, вы можете сбросить ее со счетов как явный вздор, но тем не менее. Вы вооружены официальной информацией об этом деле, не так ли. Вы знаете, что любой из нас мог в принципе уйти из сада и подойти к овчарне. Вы также, вероятно, сделали вывод, что ни у кого из нас не было серьезных оснований убивать Флосси. Мы были сравнительно счастливой компанией. Флосси, разумеется, командовала, но мы были независимы более или менее. — Он помедлил и добавил неожиданно: — Большинство из нас. Мне кажется, что, поскольку Флосси была убита, было в ней нечто, что знал только один из нас. Нечто чудовищное. Что-то, что совсем не вписывалось в персонаж, именуемый «Флосси Рубрик», и что повлекло убийство. Это может не быть заметным в образе Флосси, который каждый из нас рисовал для себя, но для человека со стороны, тем более эксперта в этой области, это должно стать явным при составлении собирательного портрета. Или я несу полный вздор?

Аллейн осторожно предположил:

— Женщин иногда убивают за то, что они встревают в чужие дела, за какой-нибудь глупый промах, который вовсе не вписывается в характер персонажа.

— Возможно. Но в таком случае она всегда помеха. Если заставить убийцу говорить о жертве, непременно всплывает этот аспект. Может ли достаточно проницательный слушатель этого не заметить?