Петер Аддамс - Детектив перед сном

У пастора Стерджена было узкое лицо. Седые жидкие волосы свисали почти до воротничка. В общем Стерджен производил впечатление добропорядочного человека.

Пастор Стерджен захотел подробно ознакомиться с жизнью и общественным положением своего нового опекаемого, и Чэд рассказал ему о Касл-Хоуме, о миссис Порджес и о покойной Шекли, которую он в мгновение ока превратил в свою дальнюю родственницу. Тут же, не сходя с места, он познакомил пастора с целым рядом несуществующих братьев и сестер, дядюшек и тетушек и наворотил еще целый ворох небылиц относительно своих благочестивых деяний, которые он якобы совершил во славу святой церкви. Большую службу сослужил ему в этом репортаж о фарисействе в англиканской церкви, написанный им два года назад и позволивший ему познакомиться и с самой церковью, и с ее организацией.

Но на Стерджена самое большое впечатление произвели слова Чэда о том, что миссис Шекли приходится ему якобы двоюродной тетушкой и что он в будущем намерен окончательно обосноваться в Касл-Хоуме. Его невеста, дочь состоятельного купца, торгующего импортным табаком и кофе, спит и видит, чтобы жить на лоне шотландской природы. Она, так же как и он, Чэд, твердо убеждена, что старые добрые британские обычаи можно теперь найти только в таких местечках, как Крайстчерч. Поэтому в ближайшие дни он намерен нанести визит и адвокату Хаббарду, чтобы договориться с ним о покупке дома.

Потом, словно невзначай, Чэд перевел разговор на завещание умершей. Он лично сомневается в том, что таковое существует, так как в последние годы старая дама стала очень забывчивой. Разумеется, он не питает никаких надежд получить что-либо в наследство — ни в коем случае! — но ведь у старой миссис Шекли были и другие более близкие родственники, а они-то не так легко смирятся с отсутствием завещания.

— Вы говорите — стала забывчивой? — глаза Стерджена с нависшими над ними густыми бровями сверкнули. — Если у кого в возрасте семидесяти лет и была безупречная память, так это у вашей тетушки, можете мне поверить.

— Лично я не могу сказать ничего определенного по этому поводу, — заметил Чэд. — Но мой дядюшка Ричард, навестивший ее последний раз четыре года назад, нашел ее несколько рассеянной. Семьдесят лет — это в конце концов возраст!

— Возможно, по какой-нибудь причине она специально хотела вызвать в вашем дядюшке такое чувство, — нетерпеливо возразил Стерджен. — А я могу лишь повторить: в памяти вашей покойной тетушки все запечатлевалось не хуже, чем на кинопленке.

Стерджен собрался было идти, но потом вспомнил:

— Вы, кажется, говорили, что собираетесь купить и привести в порядок Касл-Хоум?

— Да, да, — подтвердил Чэд. — Моя невеста хочет обзавестись кучей ребятишек, а Касл-Хоум в теперешнем состоянии не сможет вместить большую семью. Знаете, я — человек, который все делает фундаментально. И уж если я поселюсь в Касл-Хоуме, то хотел бы иметь покой, а не наблюдать, как по моему дому постоянно разгуливают мастеровые.

— Я полностью с вами согласен, — заверил Стерджен. — К тому же и мастеровые сегодня — проблема. Я знаю лишь одно исключение — наш строительный подрядчик Фенвик. Он начал с самых низов, работал сперва простым каменщиком. И уж если он берет заказ, то выполняет его так добротно, что никто не имеет к нему никаких претензий. Не так давно он ремонтировал находящийся под опекой церкви дом для престарелых, и я остался очень доволен.

— У вас в Крайстчерче есть дом для престарелых?

— Когда вы узнаете, что наша община вообще делает для людей, чтобы спасти их души от разложения, вы еще не так удивитесь, мистер Оливье. Мы содержим не только дом для престарелых — у нас есть и молодежный клуб, и собственная библиотека. Кто хочет завоевать души человеческие, тот должен идти в ногу со временем. Мы не можем позволить, чтоб нас опутали всякими пережитками и предрассудками.

«Если б твоя воля, ты пообрывал бы у школьников все уши и бил бы их по пальцам линейкой», — подумал Чэд, но вслух произнес:

— Я навещу вас в самом скором времени, ваше преподобие. Меня чрезвычайно радует, что я буду иметь возможность принимать деятельное участие в такой образцовой общине.

— Да сохранит тебя господь, сын мой! — зычным голосом распрощался пастор и направился к своему дому, расположенному напротив кладбища.

Крашеный забор приусадебного участка имел такой свежий вид, словно его каждое утро обтирали мокрой тряпкой. Автомашина, стоящая перед гаражом, блестела безупречной полировкой. На усыпанной гравием дорожке, ведущей к дому, не было видно ни одной травинки, кусты роз были подвязаны к лакированным деревянным палочкам, а по внешнему виду сарая никак нельзя было предположить, что там хранятся асбестовые плиты, черепица и мешки с цементом. Кирпичи, сложенные у сарая, были накрыты брезентом.

Под миндальным деревом стояла скамейка, на ней сидел человек. Волосы его были взлохмачены, щеки покрыты густой щетиной. У него было узкое симпатичное лицо, с уголка рта свисала сигарета. Вытянув вперед ноги и подставив лицо солнечным лучам, он, казалось, был доволен и собой, и окружавшим его миром.

На приветствие Чэда человек протяжно зевнул, потом кивнул головой и лишь затем по-настоящему раскрыл глаза, чтобы получше рассмотреть посетителя.

— Вот те раз! Откуда вы взялись? Разве вы не…

— Ну, ну, договаривайте!

Ах, нет, я просто обознался, — он выплюнул окурок прямо на дорожку, то есть совершил поступок, казавшийся богохульным по отношению к чистоте, в которой содержался сад. По виду незнакомца было заметно, что появление Чэда произвело на него большое впечатление.

Когда Чэд осведомился, не сможет ли он переговорить с мистером Фенвиком, человек жестом указал на дом и язвительно заметил:

— Он будет несказанно рад вас видеть.

— Он же меня совсем не знает?

Незнакомец ничего не ответил.

На звонок Чэда вышла молоденькая девушка и, после того как он назвал ей свое имя, попросила минутку обождать и поспешила в дом. Вскоре она вернулась и провела его в бюро подрядчика Фенвика.

Чэд и Фенвику сразу наплел множество всяких небылиц относительно своих планов в Касл-Хоуме.

Реакция, с которой Фенвик воспринял слова Чэда, никак не походила на реакцию делового человека — предполагаемый заказ его скорее озадачил, чем обрадовал.

— Вы навсегда хотите поселиться в Касл-Хоуме? — он беспомощно уставился на Чэда. — Но ведь… ведь это же чудесно. Значит, в будущем мы станем соседями. Я искренне рад этому!

«И совсем ты не рад, скорее наоборот», — Чэд вспомнил о высокой каменной стене с осколками стекла, о странном поведении пастора, о высказываниях Джорджа и отношении уважаемых людей города — и ему вдруг стало совершенно ясно, что все они — и пастор Стерджен, и Фенвик, и — не в последнюю очередь — незнакомец на скамейке — по неизвестным причинам были против его пребывания в Касл-Хоуме.