Рекс Стаут - Гамбит

– Я недолго. Вы подождете?

Я ответил, что подожду, взял шляпу и пальто, вышел и нажал кнопку лифта. Много шансов было в пользу того, что либо мать, либо Комус, либо оба они отговорят ее уезжать. Мои часы показывали 10.41. Я собрался ждать полчаса, а затем или пойти в телефонную будку на Мэдисон-авеню и позвонить ей, или пойти домой и отчитаться перед Вульфом. Но она избавила меня от необходимости принимать решение. На часах было 10.53, когда хлопнула дверь лифта, а вскоре снова открылась, и там была она – в светлой норковой шубке, шапочке и с коричневым кожаным чемоданом.

Ее лицо было мрачно, но непреклонно. Швейцар подошел, чтобы поднести чемодан, но я опередил его. Я попросил его взять такси и, когда он вышел, спросил ее, звонила ли она кому-нибудь, и она ответила: нет, она еще не решила, куда ехать. Она еще продолжала говорить, но швейцар уже выпустил нас в снежный вечер. Машина развернулась, и я помог Салли войти, позволил швейцару уложить чемодан, дал ему двадцать пять центов на чай, влез сам, сказал шоферу, чтоб он остановился у ближайшей телефонной будки, и мы поехали. Салли начала говорить что-то, но я приложил палец к губам и покачал головой. Шофер мог не только знать адрес Мэтью Блаунта, арестованного за убийство, он мог даже узнать его дочь по портрету в газете, и незачем было вводить его в курс дела. Он повернул направо по Семьдесят восьмой улице, снова направо на Мэдисон и через пару домов остановился напротив аптеки. Я перегнулся вперед, чтобы дать ему доллар.

– Вот, – сказал я, – войдите и истратьте его. Аспирин, сигареты, губная помада для вашей жены, покупайте все, что хотите. Мы пока посоветуемся. Я приду за вами минут через десять, может быть, раньше.

– Не имею права, – сказал он.

– Ерунда. Если появится полицейский, я объясню ему, что это было необходимо.

Я вынул свой бумажник и показал лицензию частного детектива. Он взглянул на нее, взял доллар и ушел.

Салли обернулась ко мне.

– Я рада, что вы сделали это, – проворковала она.

– Разумеется, – сказал я, – я решил, что нам лучше поговорить наедине. Таксисты слишком разговорчивы. Теперь, если вы решили…

– Я не об этом. Я рада, что вы изложили мою точку зрения матери. И ему. Я хотела сделать это, но не смогла бы. Теперь они знают. Как вы догадались?

– Путем умозаключения. Я ведь дипломированный детектив, так что у меня привычка рассуждать. Вы решили, куда поедете?

– Да, я поеду в отель, какой-нибудь маленький отель. Вы ведь знаете здешние отели?

– Да. Но… нет ли у вас подруги, у которой можно было бы переночевать?

– Есть, конечно. Я собиралась позвонить одной из них, но потом я подумала, что я скажу? Вот так, вдруг, в одиннадцать часов вечера… Мне придется назвать какую-нибудь причину, а что я скажу? Со всей этой шумихой…

Она покачала головой.

– Я еду в отель.

– Ну, вот что, – я взглянул на нее. – Это еще хуже. Вы могли бы воспользоваться другим именем, но если кто-нибудь засечет вас, а газеты пронюхают об этом, болтовни будет еще больше. А какие будут заголовки! «Дочь Блаунта убегает из дома среди ночи». А также о том, что я сопровождал вас. Нас видел швейцар, и шоферу я показал лицензию.

– О, это было ужасно. – Она уставилась на меня. Молчание. Моя рука лежала на сиденье, и она дотронулась до нее.

– Это было ваше предложение, – сказала она.

– Да, – сказал я, – вы правы. Ладно. Как вы, может быть, знаете, я живу там же, где работаю, в доме Ниро Вульфа. Там на третьем этаже, над ним, есть комната, которую мы называем южной. В ней хорошая кровать, два окна, ковер пятнадцать на восемнадцать футов и запирающаяся дверь. Лучший повар Нью-Йорка, Фриц Бреннер, подаст вам завтрак, который вы можете есть либо с подноса в своей комнате, либо на кухне со мной. Его лепешки на кислом молоке выше всякой…

– Но я не смогу, – пробормотала она. – Может быть, мне нужно будет остаться… я не знаю, как долго…

– За месяц дешевле. Мы вычтем это из ваших двадцати двух тысяч. Вообще-то вы бы и не смогли бы оплатить счет в отеле, ведь вы отдали нам все деньги, даже продали свои драгоценности. Понятно, что вам никогда не приходилось жить вне дома, рядом с тремя холостыми мужчинами, но не можете же вы ночевать в парке.

– Вы превращаете это в шутку, Арчи. Это не шутка.

– Черт возьми, конечно, не шутка. То, что девушка в норковой шубке за десять тысяч долларов, имеющая собственную комнату к шестнадцатикомнатных апартаментах на Пятой авеню, с массой подруг и кредитом в любом отеле, нуждается в безопасном пристанище. Разумеется, это не шутка.

Она попыталась улыбнуться, и это ей почти удалось.

– Хорошо, – сказала она. – Может быть, когда-нибудь и я смогу посмеяться над этим.

Я вышел и направился в аптеку за шофером.

Во вторник в четверть десятого утра, сидя с Салли за столом на кухне, я подвинул к ней масло с гуайявой для третьей лепешки. Провожая ее в час ночи в комнату, я рассказал ей, каков наш обычный утренний распорядок: Вульф завтракает в комнате в 8.15, с девяти – в течение двух часов – в оранжерее с орхидеями; я завтракаю на кухне, когда мне захочется, а потом, если не ухожу по делам, нахожусь в кабинете, чтобы стереть пыль, проглядеть почту, дочитать номер «Таймс», если не сделал этого за завтраком, и сделать все, что потребуется.

Вульф повел себя очень неплохо. Он сидел за столом с «Происхождением африканцев» в руках, когда в половине двенадцатого я подошел к нему с Салли и, к моему удивлению, не вскочил и не убежал, когда я объявил, что у нас в доме гостья. Поворчав, он положил книгу, и, когда я спросил его, хочет ли он услышать краткое резюме или дословный отчет о нашей беседе, он попросил изложить все слово в слово. Гораздо приятнее передавать долгий разговор в присутствии кого-то, кто слышал его. Так мальчик Арчи, давным-давно в Огайо, быстрее влезал на дерево, если на него смотрела девочка. Или пятнадцать девочек.

Когда я кончил рассказывать и ответил на несколько вопросов, он сообщил клиентке о беседе с вечерним посетителем – ее крестным Эрнстом Хаусманом – не все, конечно, а главное. Конец его рассказа был адресован и мне, потому что Салли позвонила в тот момент, когда Вульф излагал свое предположение, что Хаусман сам положил мышьяк в шоколад. Он не раскололся и не признался. Сделав несколько резких замечаний, он встал и ушел.

Утром на двадцать седьмой странице «Таймс» была помещена небольшая заметка, где сообщалось, что Арчи Гудвин подтвердил репортеру «Таймс», что Ниро Вульф приглашен расследовать дело об убийстве Пола Джерина, но Дэниел Комус, адвокат Мэтью Блаунта, заявил, что не обращался к услугам Вульфа и сомневается, чтобы это сделал кто-нибудь другой.

За завтраком мы с Салли решили, что: а) было бы желательно, чтобы ее мать знала, где она; б) она позвонит ей; в) она может выходить куда захочет, но в одиннадцать часов должна быть в своей комнате, на случай, если понадобится Вульфу, когда он спустится из оранжереи; г) она может брать любые книги из шкафов в кабинете, кроме «Происхождение африканцев»; д) она не должна уходить в то время, когда я пойду в банк положить двадцать две тысячи, и е) она должна быть в столовой для ленча в 1.15.