Рекс Стаут - Гамбит

Я отодвинул стул и собрался было встать. Он удержал меня рукой.

– Нет, – сказал он. – Сядьте.

Я наклонился к нему.

– Нет?

– Я хочу сказать, что да.

– Так вы входили в тот дом в среду вечером?

– Да, но я не убивал Дэна Комуса.

Я снова сел и взял стакан, чтобы отпить немного вина.

– Следите за собой, – посоветовал я. – Если мне снова придется вскакивать, чтобы заставить вас разговаривать нормально, это привлечет внимание посторонних. Так сколько вы принесли?

Он запустил руку в нагрудный карман, но ничего оттуда не вытащил.

– Вы сами признаете, что это шантаж, – сказал он.

– Безусловно. Одного поля ягоды – убийца и вымогатель.

– Но я-то не убийца. А если я решительно откажусь от навязываемой мне роли и не соглашусь на ваши условия, то вы устроите вокруг моего имени такой скандал, какого мне не пережить. Я попаду под подозрение, от которого уже никогда не смогу освободиться. И только из этих соображений я подчиняюсь. Подчиняюсь, хотя я крайне возмущен.

Он снова запустил руку в карман и на этот раз вытащил листок бумаги, развернул его, пробежал глазами и протянул мне.

– Вот. Читайте.

Там было написано следующее:

«Настоящим заверяю и при необходимости подтвержу это под присягой, что мое сообщение, сделанное доктору Виктору Эвери, о том, что я видел, как он заходил в дом Дэниела Комуса в среду, 14 февраля, неверно. Я никогда не видел, чтобы доктор Виктор Эвери, заходил в этот дом. Я пишу и подписываю это по собственному желанию, без какого-либо давления со стороны кого бы то ни было».

Я бросил листок на стол и улыбнулся ему.

– Можете вставить это в рамочку, – предложил я.

– Я принес чек на десять тысяч долларов, – сообщил он. – Когда вы это подпишете, я передам его вам.

– А остальные девяносто тысяч?

– Но это просто неслыханно. Даже если б у меня была такая сумма, я не мог бы вам ее отдать… Это полный абсурд. Помимо десяти тысяч, я гарантирую вам еще двадцать в течение недели.

– Черта с два. У вас еще хватает наглости шутить.

– Я вовсе не шучу. Для меня тридцать тысяч – целое состояние.

Я внимательно посмотрел на него.

– Знаете, – сказал я, – я восхищен вашим самообладанием. Вы мне не по зубам. – Я оглянулся, увидел миссис Пиотти, сделал ей знак, и она подошла. Я спросил, сколько я должен, она ответила, что доллар сорок, я протянул два и сказал, что сдачи не надо. Конечно, все это был чистый спектакль. Я уже заплатил Джону полсотни, и наверняка еще добавлю.

Я покачал головой.

– Да, не по зубам. Придется везти вас к мистеру Вульфу.

Он остолбенел.

– Что?

– Я сказал, что пусть с этим разбирается мистер Вульф. Я-то здесь, в общем, ни при чем, я на работе, То, что вы видели вчера вечером – просто спектакль. Так что поехали к нему, с ним и будете торговаться. Вряд ли он согласится на какие-то жалкие тридцать кусков.

Он все еще никак не мог прийти в себя.

– Так за всем этим стоит Вульф?

– Безусловно. – Я снова отодвинул стул. – Ну, ладно, пошли.

– Никуда я не пойду.

– Ради Бога. – Я снова наклонился к нему. – Доктор Эвери, вы слишком беззаботны. Ниро Вульф вас со всех сторон обложил и собирается послать прямиком в преисподнюю, а вы сидите тут и говорите: «Никуда я не поеду». Вам что, действительно хочется в преисподнюю, или вы все-таки поедете? – Я взял со стола лист бумаги и сунул в карман, потом снял с вешалки свои вещи, надел пальто и шляпу и направился к двери. Когда я проходил мимо следующего столика, Фред Даркин, занятый спагетти и вином, тоже встал и направился на кухню. Когда я выходил на улицу, порыв зимнего ветра чуть не сорвал с меня шляпу. Подняв руку, чтобы придержать ее, я обнаружил, что рядом со мной идет доктор Эвери, держа в руках пальто. Когда он попытался его надеть, снова подул ветер, я ему помог, и он меня за это поблагодарил. Убийца и вымогатель были один другого учтивей.

Вторая авеню – это уже Даунтаун, так ловить такси мы отправились на Третью. Когда мы ехали в такси, я все ждал, что Эвери вот-вот начнет разговор, но он молчал. Не проронил ни слова. Я не смотрел на него, но краем глаза видел, как дрожат его руки. Нервы у него, конечно, железные, но все-таки они у него есть.

За последние пять дней, что Вульф занимался делом Блаунта, он чаще изменял своим привычкам, чем за весь прошедший год. Обычно без десяти два, а именно в этот час мы с Эвери поднялись по ступенькам нашего особняка и вошли в дом, Вульф ест ленч, и я собирался развлекать гостя в кабинете по крайней мере с полчаса. Но, как мне позднее поведал Фриц, в тот день Вульф строго наказал ему подать ленч ровно в 12.45. Из этого вы можете умозаключить, что у Вульфа хватало ума в случае необходимости менять распорядок дня; я же сделал из этого иной вывод. Вульф, значит, настолько высоко ценил мои способности, что счел само собой разумеющимся, что я управлюсь с Эвери у Пиотти за полчаса и успею вернуться домой до двух.

Едва я успел проводить гостя в кабинет и усадить его на красное кожаное кресло, как вошел Вульф. Я закрыл за ним дверь. Сейчас ведь Фред и Орри пойдут в кухню устанавливать там магнитофон. Пока я ходил туда-сюда, Эвери возмущенно выпалил:

– Я явился сюда под принуждением, и если вы думаете, что вам с Гудвином позволено…

– Заткнитесь, – отрезал Вульф, будто хлыстом щелкнул, а потом обернулся ко мне: – Ну что, трудно было?

– Да не очень, – я выпрямился. – Все в порядке. Он ответил «да» в ответ на вопрос, входил ли он в дом в тот вечер. Предлагал мне десять тысяч сразу и обещал еще двадцать кусков в течение недели в обмен за подпись под заявлением, что я его не видел. Он не…

– Ложь, – сказал Эвери.

Так вот почему он молчал в такси: ему надо было хорошенько обдумать свою тактику. И он решил объявить меня лжецом, чтобы Вульф начал все с нуля. Мудрым это решение я бы не назвал.

Вульф откинулся в кресле и стал рассматривать двери с неподдельным интересом и без всякой враждебности. Ему надо было протянуть время до приезда нашей троицы.

– Можно было бы написать книгу, – начал он, – о поведении людей, попавших в безвыходное положение. Главная трудность, как правило, заключается в том, что эмоциональное перенапряжение полностью парализует их умственные способности. Представление о том, что выдающийся ум легко найдет выход из кризисной ситуации, неверно, ибо что пользы в уме, если он совершенно не способен справиться с чувствами. Возьмем, к примеру, вашу беседу с Гудвином в ресторане. Судя по тому, каких успехов вам удалось достичь в вашем непростом деле, ум у вас незаурядный, а вели вы себя как настоящий простофиля. Либо вам надо было с самого начала отпираться и стоять до конца, либо, раз вы решили во что бы то ни стало получить его подпись под заявлением, согласиться на его условия, но уж само собой разумеется, нельзя было ни в чем признаваться. Вы же стали торговаться и сделали роковое признание, что входили в тот дом в среду вечером. Вот уж действительно…