Гари Ромен - Европейское воспитание

– Право слово, - бесцеремонно отвечает Карл Карлович, - от рюмашки водки я бы не отказался… Что вы делаете, ach!

Карл Карлович испуганно каркает и пытается высвободить свои крылья, но час старого немецкого ворона пробил. Два русских ворона сжимают его в своих когтях. Его длинная тощая шея и самый длинный, самый острый и самый прожорливый в мире клюв моментально погружаются в Волгу. «Буль-буль-буль! - утоляет жажду старый немецкий ворон. - Буль-буль-буль!…» Силы оставляют его, крылья перестают биться, а немецкие когти - хватать…

– Prosit! - благоговейно шепчут Илья Осипович и Акакий Акакиевич.

Несколько минут спустя два приятеля вновь кружат над водой. Они внимательно осматривают камыши и островки, выброшенные на берег густые ветки и песчаные отмели и, не видя ничего подходящего, обращаются к Волге.

– Мать рек русских, не поймала ли ты чего-нибудь интересненького? - каркают они своими заискивающими голосами.

Всем известно, что вороны - прирожденные подхалимы, и Волга вот уже больше века знает этих двух приятелей. Но сегодня она в хорошем настроении.

– Летите сюда, вот еще один мой ухажер! - мычит она, обнимая лейтенанта, чей брошенный танк горит на берегу. - Вы уже напились моей водицы, mein Herr? Она очень способствует пищеварению захватчиков…

– Карр, карр, карр! - хрипло хохочут Илья Осипович и Акакий Акакиевич. - До чего остроумно, мать рек русских, до чего смешно, животики надорвешь, карр, карр!

– Позвольте мне вывернуть его карманы, - мычит Волга. - Клянусь старым живодером Мининым, это монокль! Можно, я его заберу? Вот малец Сталинград будет смеяться!

– Ох, как же он будет смеяться! - каркают приятели. - Ох, и насмешила, просто умора, карр, карр, до чего остроумно, мать рек русских!

– А это что такое? - изумляется Волга. - Советский орден и фотография русского солдата?

– Советский орден? - изумляется вслед за ней Илья Осипович и смотрит на Акакия Акакиевича.

– Фотография русского солдата? - удивляется, в свою очередь, Акакий Акакиевич и смотрит на Илью Осиповича.

– Я узнала его! - восклицает Волга. - Это Мишка Бубен из Казани. Я помню его: он все время сидел на берегу и плевал в воду.

– Мы знаем его, мы знаем его! - тут же восклицают оба приятеля. - Он разорял наши гнезда и воровал наших птенцов… Славный парнишка, симпатяга!

– И что же, позвольте вас спросить, делают этот орден и эта фотография у вас в кармане, mein Herr? - задумчиво бормочет Волга. - Постойте, я, кажется, догадалась… Ура, я поняла!

– Ура, мы поняли! - хрипят с наигранной радостью приятели, выделывая антраша в воздухе.

Волга с нетерпением смотрит на них.

– И что же вы поняли, старые разбойники?

– Да, кстати, - бормочет Илья Осипович, - что же вы поняли, Акакий Акакиевич?

– А вы, Илья Осипович, что вы поняли?

Они жалобно смотрят друг на друга.

– Ничего, - смиренно сознаются они, - мы вовсе ничего не поняли, мать рек русских! Будьте так безгранично добры, просветите наши темные мозги двух старых ощипанных пичужек!

– Я все поняла, - говорит Волга, - и поэтому, mein Herr, я, к сожалению, не могу больше позволить вам цепляться за эту ветку. Мне уже не смешно.

– Nein! Nein ! 1- кричит несчастный захватчик.

– Ja, ja ! 2- торжествующе каркают

____________________

1Нет! Нет! (нем. )

2Да, да! (нем )

оба приятеля, а Волга тянет своего нового ухажера на дно и держит его там, пока немец вдоволь не напьется…

А два приятеля уже летят дальше. Они осторожно приближаются к какому-то телу, которое с необычайной нежностью несет на руках Волга.

– Хм? - неуверенно хмыкает Илья Осипович.

– Хм! хм! - подбадривает его Акакий Акакиевич, и они медленно начинают спускаться… Но Волга вдруг испускает такой крик, что оба приятеля взмывают к небу, изо всех сил махая своими старыми крыльями.

– О господи, я чуть не помер со страху! - каркает Илья Осипович. А у Акакия Акакиевича перья встали дыбом до самого клюва.

– Вон отсюда, стервятники! - кричит Волга и покрывается пеной от злости. - Разве вы не видите, что это русский солдат?

– О господи! - восклицает Илья Осипович. - Какая ужасная ошибка!

– Какое трагическое недоразумение! - подхватывает Акакий Акакиевич.

– Прости наши старые глаза, мать рек русских!

– Что с нас взять? Мы ведь уже на ладан дышим!

– Не могли бы мы чем-нибудь помочь ему, мать рек русских?

Но мать рек русских отвечает им на богатом и звучном русском языке таким страшным ругательством, что приятели в ужасе переглядываются, зарывают головы в перья и улетают в лес…

– Ничего страшного, - лепечет Илья Осипович, встряхивая взъерошенными перьями, - я и не думал, что матушка Волга умеет так выражаться!

– Я хочу уснуть и обо всем забыть, - с отвращением шепчет Акакий Акакиевич. - Клянусь своим родовым гнездом! Вот чему она научилась у паромщиков и казаков.

– Не горюй, мой маленький Васенька-Васенок, - нежно шепчет Волга, неся белокурого солдата на своих материнских руках. - Есть погосты намного печальнее Волги. Я отнесу тебя в укромный уголок, куда еще не ступала ничья нога, ни человека, ни зверя, в зеленые камыши одного островка, - и ты сам, мой Васенок, станешь волной, камышом, мягким песком и островом, что, в конечном счете, намного приятнее, чем служить удобрением для картошки или лука…

И она тихо поет ему старую казацкую колыбельную:

Спи, младенец мой прекрасный,

Баюшки-баю…

Тихо смотрит месяц ясный

В колыбель твою. …

Позднее, когда они вышли пройтись по мосткам над замерзшим болотом, чтобы в синей ночи, под сверкавшим тысячами победных огней небом остудить разгоряченные головы, Янек спросил у Добранского:

– А ты любишь русских?

– Я люблю все народы, - сказал Добранский, - но не люблю ни одной конкретной нации. Я патриот, но не националист.

– А в чем разница?

– Патриотизм - это любовь к своим. А национализм - ненависть к другим. К русским, американцам, ко всем… В мире нарождается великое братство - мы обязаны немцам, как минимум, этим…

После Сталинграда несколько недель они жили в счастливом опьянении, и голод казался им не таким мучительным, а мороз - не таким жгучим. Но к концу февраля запасы продуктов окончательно иссякли. Янеку пришлось раздать свою последнюю картошку, и вскоре они вынуждены были рыться онемевшими руками в снегу в поисках каштана, желудя или шишки. По ночам братья Зборовские бродили по деревням, выпрашивая милостыню или угрожая, но всегда возвращались с пустыми руками, а пару раз их даже избивали изголодавшиеся крестьяне. Некоторые одиночки уже сдались немцам, доведенные до полного отчаяния партизаны выходили из леса и бросались под пули немецких дорожных патрулей… Но вскоре поползли слухи, что в лесу видели Партизана Надежду: главнокомандующий пришел, чтобы лично участвовать в борьбе. Они были убеждены в том, что слух правдив, поскольку такой поступок был в духе этого человека. Он имел привычку внезапно появляться там, где борьба становилась особенно трудной, и почти всегда вливался в ряды бойцов, когда их вот-вот могли покинуть надежда и мужество.