Джеймс Хилтон - Это - убийство?

— Вот как? Наверно, они были очень довольны.

— О да! Я сделал краткое заявление, оно наверняка появится завтра в газетах. Вполне непредвзятое мое суждение, и не столь важно, соответствует оно действительности или нет. Впрочем, есть много доводов в мою пользу. Когда сталкиваешься с обилием версий, поневоле приходится выбирать наименее спорную, не правда ли?

— Конечно, — кивнул Ривелл.

На следующее утро Колин Ривелл, подобно миллионам британцев, смог ознакомиться в газете с «первым конкретным интервью, которое дал директор школы в Оукингтоне». Было забавно узнать, что «доктор Роузвер — высокий элегантный мужчина с очаровательной улыбкой и большим самообладанием, радушно встретивший корреспондента и первым делом извинившийся за то, что не мог дать интервью раньше. „Мне казалось, что, пока дело не закончено, лучше не обсуждать его в печати. Сейчас обстоятельства изменились, и я рад, что имею наконец возможность сделать заявление по поводу всего случившегося“».

Заявление гласило: «Во-первых, я могу сообщить, что полиция прекратила следствие и закрыла все дела. Вряд ли бы все так благополучно завершилось, если бы оставались какие-либо подозрения. Поскольку такой взгляд на ситуацию полностью совпадает с моим собственным убеждением, то я вполне удовлетворен. Первая смерть — бедного Роберта Маршалла — была, без сомнения, несчастным случаем. Напоминаю, ничто не опровергает такого предположения. Второй брат, Вилбрем, погиб от огнестрельного оружия, но нет никаких данных, свидетельствующих об убийстве. Остается лишь одно предположение — что он, увы, покончил с собой. У меня в этом почти не осталось сомнений. Бедный мальчик безмерно переживал смерть брата, которого очень любил. Мне следует добавить, что трагическая смерть мистера Ламберна, нашего педагога, никак не связана с предыдущими событиями. Мистер Ламберн, как я сказал и на следствии, был инвалидом войны и жил на лекарствах все последние годы. Жюри присяжных вынесло вердикт о наличии ряда причин смерти, но главная причина — передозировка веронала, вызвавшая острый сердечный приступ, была, по моему личному мнению, случайной и не указывает ни на что иное… Вот и все, джентльмены, что я могу сказать вам. Мы в Оукингтоне пережили страшные времена, порой казалось, что злая судьба подстерегает нас буквально на каждом шагу. Я могу, однако, обещать, что школа постарается забыть эти черные дни как можно скорее и снова будет стремиться выполнять свой высокий долг так же добросовестно, как она это делала в прошлом…»

Ривелл читал газету и словно слышал выверенные, обтекаемые слова, произносимые спокойным, хорошо поставленным голосом директора. Взвешенность и неприкрытая рассудочность заявления очень точно характеризовали Роузвера. Не было ли оно уж слишком рассудочным и официальным?

Но Ривеллу не захотелось высказывать свои соображения автору… За завтраком он поздравил Роузвера с удачным выступлением в прессе и выразил надежду, что в скором времени все впечатления от случившегося сгладятся. После завтрака Колин вышел погулять и покурить. Был прекрасный солнечный день, после обеда должен был состояться матч по крикету со школой Вестерхема. Казалось, жизнь в Оукингтоне начинает налаживаться.

Да, дела закрыты. Однако Ривелл постоянно обращался к ним в мыслях. Ни признание Ламберна, ни откровение Гатри не принесли внутреннего удовлетворения. Слишком много осталось неразгаданных тайн. Слишком много вопросов еще ждали ответа.

В один прекрасный день Колин Ривелл извлек на свет свой блокнот и перечитал заново все свои заметки о трагических происшествиях: записи разговоров со многими «действующими лицами», комментарии Гатри, беседы с Ламберном. Странно, что Ламберн мог так бесстрастно говорить о преступлениях, совершенных им же самим!

«Если убийца не Эллингтон, значит, никакого убийства и не было. Я не хотел вас заранее настраивать против Эллингтона, чтобы вы не были во власти предубеждения, решая, был ли то несчастный случай или убийство…»

В совокупности факты свидетельствовали о том, что Ламберн, сумев казаться беспристрастным наблюдателем, бросил тень подозрения на Эллингтона. Ривелл с удовольствием отметил свою проницательность, увидев на полях рядом с этой записью свой комментарий: «Можно ли ему доверять? Неужто он искренен, если говорит об убийствах так индифферентно?»

Ламберн говорил и другое, примерно так:

«Любой осторожный человек способен совершить хотя бы одно убийство без всяких последствий… Весь риск связан с совершением второго, ибо оно тоже может оказаться успешным. Но в третий раз, по закону средних чисел, убийство просто не может пройти гладко. Как только убийца начинает считать себя умнее всех остальных, он теряет всякую осторожность и попадается. Но тем не менее два успешных убийства, как правило, влекут за собой третье».

Ривелл помнил, что после этих слов Ламберн позволил себе пошутить: мол, Эллингтону остается убить только собственную жену…

Впрочем, третьего убийства нечего опасаться, убийца мертв…

Вдруг внезапное озарение заставило Ривелла склониться над чистой страницей дневника и написать:

«Большая часть выводов дознания основана на том, что „сказали“ люди. Меня вызвали на допрос только потому, что миссис Эллингтон „сказала“ Роузверу о том, что „сказал“ ей Ламберн. Версия, где Ламберн рассматривается как убийца, тоже базируется на том, что „сказала“ миссис Эллингтон. Похоже, что все слишком много „говорят“, но почти не приводят реальных доказательств».

Довольный этим умозаключением, Ривелл закурил очередную сигарету, положил дневник в стол и вышел прогуляться.

Проходя мимо дома Эллингтона, он увидел, как миссис Эллингтон выпорхнула из дверей в сопровождении незнакомого мужчины. Она мило улыбнулась Ривеллу и поспешно представила его незнакомцу. Последний оказался Джеффри Ламберном, приехавшим в Оукингтон по делам, связанным с кончиной брата. Вскоре миссис Эллингтон оставила мужчин наедине, и Ривелл вполне ее понял: сколько раз можно слушать и рассказывать об ужасных событиях последнего времени?

Джеффри Ламберн при ближайшем рассмотрении оказался коренастым джентльменом в очках, не слишком похожим на своего брата, к тому же намного старше последнего. Они погуляли по Кругу. Ламберн негромко рассказывал Ривеллу, что он служит представителем английской фирмы в Вене и вернулся в Англию исключительно ради того, чтобы уладить дела покойного брата.

— Вам не кажется, что его кончина выглядит несколько странно?

Эта фраза, сказанная мирным тоном под безоблачно-синим небом, показалась Ривеллу особенно зловещей, и он невольно поежился.