Джеймс Хилтон - Это - убийство?

Следующим давал показания доктор Роузвер, если это можно было назвать показаниями. Сперва коронер позволил Роузверу излить скорбь по поводу гибели мальчика и выразить сочувствие его близким. Затем директор стал говорить о том, что руководство школы уже давно распорядилось заменить газовое освещение в помещениях на электрическое. Кроме того, он отважился заявить, что ему не известно ни одного случая, когда бы ученик Оукингтона раскачивался на газовой трубе. Видимо, речь идет о другом инциденте, когда один неосторожный мойщик стекол своей лестницей повредил газовую трубу…

Вот и все. Присяжные, даже не удаляясь в совещательную комнату, единодушно вынесли вердикт: «Смерть в результате несчастного случая».

Роузвер, сидя в кресле, терпеливо выжидал, пока Ривелл дочитает до конца. И тут, невольно подавшись вперед, он вопросительно кашлянул:

— Ну? Э-э-э… Что вы можете сказать?

— Случай, конечно, странный, — заметил Ривелл, возвращая газетную вырезку. — Но смею заметить, в жизни иногда происходят гораздо более странные происшествия.

— Абсолютно верно! — Серые глаза Роузвера беспокойно забегали. — Я и сам думаю об этом в том же смысле, конечно… Точно так же посмотрел на дело и опекун мальчика, полковник Грэхем, который живет в Индии… Недавно я получил от него очень прочувствованное письмо. А потом, буквально неделю спустя… — Он помолчал. — Наверно, вы решите, что это мелкое и незначительное событие. Но я вам все равно расскажу, ладно?

Утопая в уютном сигарном дыму, Ривелл поощрительно кивнул. Роузвер продолжал:

— На прошлой неделе я получил второе письмо от полковника Грэхема. Он предложил, чтобы наш эконом Эллингтон, двоюродный брат погибшего, позаботился о личных вещах мальчика, пока сам полковник не приедет из Индии. Это может случиться примерно через полгода. Конечно, я постарался собрать вещи и просмотрел бумаги погибшего, перед тем как отдать их Эллингтону… — Роузвер коротко и судорожно вздохнул и вытащил из бумажника листок бумаги. — Вот что я нашел у мальчика в учебнике по алгебре.

Это был листок, вырванный из фирменной оукингтонской тетрадки. Вверху стояла дата — 18 сентября 1927 года, а ниже следовал аккуратно напечатанный на машинке текст:

«Если со мной что-нибудь случится, я оставляю все моему брату Вилбрему, за исключением моего велосипеда с тремя скоростями, который я завещаю Джоунсу Третьему.

Ривелл, после недолгой паузы, вернул листок без комментариев. Роузвер продолжил свою путаную речь:

— Наверно, вы легко представите мои чувства при виде такой записки! У меня возникло — нет, не подозрение, а что-то вроде очень сильного любопытства. Страшно думать о том, что в последний вечер своей жизни столь молодой человек раздумывал над собственной смертью.

Ривелл кивнул:

— А велосипед с тремя скоростями действительно существует?

— Ну да! И кроме того, Маршалл действительно дружил с Джоунсом — я это специально проверил. Конечно, я не могу установить авторство печатного текста, у меня просто не с чем сличить. Но уж подпись-то я знаю… — Директор сжал ладонями подлокотники кресла и добавил с некоторой нервозностью: — Мне кажется, все это дело представляет собой цепочку чистых совпадений. И мне не хотелось бы, чтобы вы увидели за всем этим какой-то скрытый смысл.

Ривелл снова послушно кивнул, но спросил, хитровато прищурившись:

— Так чего же вы ожидаете от меня?

— Ничего определенного, уверяю вас, совершенно ничего. Просто прошу вас несколько дней — если это только не слишком нескромная просьба — посвятить этому делу. Понаблюдайте за нашей здешней жизнью. Ведь факты, которые я вам изложил, все-таки довольно странные, они должны привлечь к себе несколько больше внимания хотя бы из-за своей явной нелепости. Просто осмыслите все это и поделитесь своими ощущениями — вот и все, чего я от вас жду.

— Сэр, но ведь вы не подозреваете…

— Мой дорогой, я никого и ничего не подозреваю. По сути дела… — тут в голосе директора снова зазвучало волнение, — …это происшествие стало для меня большим ударом, гораздо более значимым, чем я позволяю себе показать… Помимо чисто личных моментов, это нанесло огромный урон престижу нашей школы. Уж не знаю, Ривелл, известно ли вам, в каком состоянии я принял эту школу, когда пришел сюда! Лет шесть я пытался привести здесь дела в порядок — и вдруг такое! К сожалению, среди преподавателей нет ни единого человека, которому я мог бы доверять. И я не могу заняться расследованием этого случая сам — тем самым я только привлеку злобное внимание врагов к себе самому. А ведь тут, возможно, и расследовать нечего… Моя нервная система, сказать вам правду, не в лучшем состоянии; мне нужен длительный отдых, а уйти в отпуск я смогу не раньше лета… Я вижу, вы в полном замешательстве. Неудивительно. Все это, смею сказать, выглядит полным абсурдом.

— Согласен, сэр. Сказать по правде, я просто не вижу улик в этом деле.

— Да-да, конечно. И тем не менее мою душу гложет червь сомнения — почему этот юнец думал о смерти в тот воскресный вечер?

— Кто знает? Совпадения такого рода иногда случаются. Да и в самой записке нет ничего необычного. Точно такое же послание мог написать и я сам после посещения церкви, вечером в воскресенье.

— Может быть, вы своими словами утешаете меня… Но вы не отвергаете мое несколько туманное и нелепое предложение?

— Нет, конечно нет, если вы действительно желаете моего содействия.

— Хорошо. Вы, безусловно, понимаете, как хорошо подходите для выполнения этой задачи. Вы ведь старый выпускник школы, и у вас есть все основания находиться здесь в качестве моего гостя. Вы можете беседовать со всеми учениками и преподавателями, не объясняя, почему вдруг вам оказана такая честь… Но никто, надеюсь, не узнает истинной причины вашего пребывания здесь. Вы меня понимаете?

— Конечно.

— Итак, я отдаю дело в ваши руки. Я уже слышал об одном вашем весьма успешном расследовании в Оксфорде. Но здесь, я думаю, все окажется не так уж сложно… Вы ведь жили в школе, когда учились здесь?

— Да.

— Отлично. Прекрасный повод для встречи с Эллингтоном. Я говорил ему о вашем приезде, и он пожелал позавтракать с вами завтра утром.

— Прекрасно, я готов.

— Скорее всего, он заглянет сюда позже вечером, чтобы встретиться с вами… Хотите еще сигару? А кстати, вы не любите карандашные рисунки? У меня тут есть несколько, как говорят, очень неплохих…

Ривелл понял, что на сегодняшний день обсуждение трагического случая закончено; при этом директор, проявив незаурядное самообладание, сумел свести на нет свою первоначальную нервозность.

Потом они еще около часа болтали на разные темы. Роузвер показал себя человеком с разносторонними интересами и явно наслаждался возможностью свободно обменяться мнениями с представителем младшего поколения. В то же время в его поведении не проскальзывало и тени снисходительности. Так, Роузвер очень доброжелательно выслушал рассказ о литературной работе Ривелла над собственным «Дон Жуаном». Ривеллу директор нравился все больше и больше. Казалось, что их первая, весьма серьезная беседа становится прологом к настоящей душевной близости…