Найо Марш - Смерть и танцующий лакей

— Доктора?…

— …Харта. Седьмой и последний персонаж. Тоже иностранец, хотя живет в Англии давно и получил гражданство еще в начале двадцатых годов. Наверное, он из Вены, хотя, может быть, я это себе просто вообразил из-за его специальности. — Джонатан хмыкнул и допил шерри.

— Господи, а кем же он работает?

— Дорогой Обри, он хирург, делает пластические операции. Преимущественно косметические. Так сказать, представляет сильный пол в этом захваченном дамами деле.

— Мне кажется, — сказал Мандрэг, — что убийство в вашем доме обеспечено. Честное слово, трудно вообразить себе что-нибудь более ужасное, чем перспективу провести два дня в такой компании. Что вы собираетесь с ними делать?

— Не мешать им разыгрывать драму.

— Скорее, это будет похоже на плохой водевиль.

— Ну что же, принимая во внимание, что я буду выступать в роли конферансье, и это не исключено.

— Знаете, дорогой мой Джонатан, у вас не получится вообще никакого представления. Ваши актеры будут дуться каждый в своей гримерной или сбегут из театра.

— Вот это-то мы и не позволим им сделать.

— Мы! Ну, знаете…

— Хорошо, не мы, если хотите, — я. Не позволю это я. А не покажется вам слишком самодовольной мысль, что если у меня и есть какой-нибудь талант, то это умение принимать гостей?

— Безусловно. Вы радушный хозяин, и у вас это получается просто удивительно.

— Спасибо, — промолвил Джонатан. — Такое мне очень приятно слышать от вас. Что же до завтрашних гостей, признаюсь, я поставил перед собой труднейшую задачу.

— Рад, что вы это сознаете, — сказал Мандрэг. — Ваше сборище просто ужасно. Если я правильно понял, вы хотите свести счастливого любовника с его отвергнутым соперником, у которого, впрочем, уже новая симпатия, и она тоже среди гостей. Владелица дамского салона встретится с ненавистной конкуренткой, обезображенная женщина — с хирургом, чьи собратья по ремеслу погубили ее красоту. И, наконец, мать будет общаться с будущей невесткой, пренебрегшей ее любимым сыном ради нелюбимого.

— Пожалуй, здесь все еще сложнее, чем вы изложили. Вот в чем тут дело. Злые языки взахлеб рассказывают, что между доктором Хартом и мадам Лисс есть некий тайный сговор. Оказывается, она рекомендует престарелым клиенткам, которым уже не помогают кремы, притирания и прочие процедуры, оперироваться именно у доктора Харта.

— Деловое соглашение?

— Несколько больше. Конечно, если верить такой пристрастной свидетельнице, как Херси. Ее шпионы доносят, что видели доктора Харта, выходящего из квартиры мадам Лисс в столь поздний час, что одно это могло бы погубить любую репутацию. И наружность его точно соответствовала представлениям о тайном любовнике, знаете: надвинутая на глаза шляпа, лицо, закрытое плащом. Говорят, что он странно мрачнеет при одном упоминании о Николасе Комплайне.

— Ну, знаете! — воскликнул Мандрэг. — Это уже слишком. От этого плаща меня просто воротит.

— Но это сущая правда. Тирольский плащ с капюшоном, очень удобный, непромокаемый. Он всегда его носит и мне подарил такой. Я его тоже часто надеваю. Завтра покажу вам.

— А что из себя представляет этот лекарь?

— Довольно приятный. Меня он забавляет. Прекрасно играет в бридж.

— Надеюсь, мы не будем играть в бридж?

— Нет. Боюсь, это кончилось бы какой-нибудь неприятностью. Но обязательно поиграем в другую игру.

— Бог мой!

— Вам понравится. Очень интересная игра. Надеюсь, она внесет свою лепту в дело перемирия. А представьте, Обри, как будет забавно, если в понедельник утром все разъедутся, преисполненные самой благостной доброжелательности друг к другу.

— А, я понял! — воскликнул Мандрэг с видом сильнейшего отвращения. — Это действительно и не Пиранделло, и не водевиль. Вы хотите сыграть мерзкую роль доброго дядюшки.

Джонатан поднялся и встал у камина, протянув руки к огню. Он был коротконогим, небольшого роста, но держался прямо. Пристально глядя на него, Мандрэг размышлял: «Не отблеск ли огня сделал усмешку Джонатана такой злобной, не толстые ли стекла очков придали его лицу выражение жуткой непроницаемости?»

— Ну что ж, — пробормотал Джонатан. — Почему бы и нет? Миротворец, это совсем неплохо. Вы, наверное, хотите пройти к себе, Обри. Разумеется, ваша, как всегда, синяя комната. Дождь кончился. Давайте выглянем ненадолго на улицу, прежде чем идти переодеваться к обеду. Хотите?

— С удовольствием.

Они вышли из библиотеки и прошли через большой холл. Ветер стих, и когда Джонатан открыл тяжелую входную дверь, в доме запахло землей, едва прикрытой снегом, и вползла та особая тишина, которая бывает лишь в сумерки в горах.

Они вышли на широкую террасу перед домом. Внизу сквозь деревья смутно мерцали огоньки близлежащей деревушки, а еще ниже, милях в четырех, в долине светились окна нескольких редко разбросанных домов. На небе, с юга, мерцали звезды, но на севере, над вершиной горы Ненастной, была сплошная мгла. И когда Джонатан и гость повернулись туда, они почувствовали обжигающее ледяное дыхание.

— Ужасно холодно, сэр, — сказал Мандрэг.

— Что-то надвигается с севера, — ответил Джонатан. — Такое ощущение, что пойдет снег. Что ж, прекрасно. Вернемся в дом.

На следующее утро Мандрэг заметил, что хозяин дома пребывает в состоянии крайнего возбуждения. Несмотря на некоторую вычурность манер и типичный скорее для старых дев педантизм, даже злейший враг не назвал бы Джонатана слабым и изнеженным человеком. Но были все же в его характере черточки, не совсем обычные для мужчин. Например, он любил наводить в доме уют, прекрасно составлял букеты. И когда из цветочного магазина Большого Чиппинга привезли три ящика с цветами, Джонатан, нацепив передник домоправительницы, с восторгом бросился их разбирать, отправив Мандрэга в теплицу за туберозами и гардениями. Он заявил, что составит такие же букеты, какие вытканы в будуаре на парчовых виньетках. Мандрэг же, которому по вкусу были только засушенные цветы, удалился, прихрамывая, в библиотеку, где и принялся обдумывать новую пьесу. В ней он собирался изобразить сразу двенадцать сторон одного человеческого характера и затруднялся лишь придумать ситуацию, в которой они проявились бы все разом.

Утро было тихое и очень холодное. Ночью прошел небольшой снег. Небо стало свинцовым, и вся природа застыла в ожидании могущественной недоброй силы, идущей с севера. Джонатан несколько раз жизнерадостно повторил, что будет сильнейшая буря. Во всех комнатах для гостей разожгли камины, и из труб поднимались столбы дыма, по цвету намного светлее неба, которое они, казалось, подпирали.