Энтони Беркли - Убийство на верхнем этаже. Дело об отравленных шоколадках

– А! – произнес Роджер, сообразив, в чем тут дело.

– Так вот, когда я вспомнил тот разговор, – мистер Брэдли был совершенно серьезен, – он показался мне весьма знаменательным. Я сразу отправился к этому приятелю и спросил его, помнит ли он, о чем мы с ним тогда говорили, и готов ли он поклясться, что такой разговор между нами был. Он ответил, что готов, и даже припомнил кое–какие подробности, еще более убийственные для меня. Я был настолько потрясен, что взял у него показания. В своих показаниях он сообщил, что, развивая далее свою мысль об убийстве, я стал строить планы, как лучше всего осуществить задуманное. Надо выбрать человека, рассуждал я, от которого мир хотел бы избавиться, но не обязательно политика (слишком заметных лиц я решил избегать), и, выбрав, разделаться с ним с дальней дистанции. А чтобы поддерживать напряжение, как в игре, надо было, рассуждал я, оставить одну–две полувнятные улики. Получалось из этого разговора, что я оставил больше улик против себя, чем собирался. И в заключение мой приятель сообщил, что, когда я уходил от него, я твердо пообещал при первой возможности осуществить задуманное убийство. Еще я сказал ему, что со временем, когда я напрактикуюсь, у меня может развиться упоительное хобби, а что касается опыта, то он будет просто бесценен для меня как для автора детективных романов. Так что, как мне кажется, – с большим достоинством констатировал мистер Брэдли, – мой мотив полностью обоснован.

– Убийство ради эксперимента, – задумчиво заметил Роджер.

– Убийство для пресыщенных искателей удовольствий, – поправил его мистер Брэдли. – Такой прецедент уже был, как вам известно. Лоуб и Леопольд. Вот вам, пожалуйста, пример. Итак, считаете ли вы, господин президент, что моя версия доказана?

– С моей точки зрения, абсолютно. В вашей аргументации нет ни единой ошибки.

– Я постарался не очень растекаться мыслью. Другое дело, когда я пишу книги – там я себя не ограничиваю. Сэр Чарльз, вы могли бы выстроить премерзкое судебное дело против меня, не так ли?

– Видите ли, мне понадобилось бы более тщательно изучить факты, чтобы вникнуть в суть вашего дела. Но на первый взгляд, Брэдли, рассматривая пока только косвенные данные (а, как вы понимаете, для меня они самые важные), я должен признать, что у меня почти нет сомнений в том, что именно вы послали отравленный шоколад сэру Юстасу.

– А если бы я объявил, в эту самую минуту, на этом самом месте, находясь в трезвом уме и твердой памяти, что это я их и послал? – упорствовал мистер Брэдли.

– У меня не было бы оснований вам не поверить.

– Но, увы, я их не посылал. А вообще, если бы мне дали побольше времени, я бы смог вам всем доказать самым убедительным образом, что конфетки послал, к примеру, архиепископ Кентерберийский, или, скажем, Сайбил Торндайк, или президент Соединенных Штатов, да кто угодно на свете, назовите кого хотите. Вот чего стоят доказательства. Я состряпал дело против самого себя, основываясь на том единственном факте, что у моей сестры завалялось несколько ветхих мейсоновских бланков. И говорил я вам правду, ничего, кроме правды. Но не сказал, однако, всего. Виртуозно доказать можно все что угодно, равно как и виртуозно исполнить можно все что угодно. Дело только за выбором. Если вы знаете, что именно вы должны донести до публики, а что следует не заметить, обойти, вы докажете любую версию, и притом самым убедительным образом. Это я проделываю в каждой своей книге, и пока ни один рецензент не разнес мои творения за халтурно слепленную аргументацию. Хотя, кто знает, – скромно прибавил мистер Брэдли, – допускаю, что рецензенты и не читают моих книг.

– Ну что же, любопытно задумано, – резюмировала мисс Дэммерс. – И на редкость поучительно.

– Благодарю, – смиренно промолвил польщенный мистер Брэдли.

– На самом деле это означает, – не без язвительности заключила миссис Филдер–Флемминг, – что вы так и не знаете, кто является преступником.

– Нет, конечно я знаю, – равнодушно откликнулся мистер Брэдли, – но не могу доказать. Члены Клуба словно проснулись.

– Вы нашли кого–то еще? Вопреки тому, что шансы выявить того, кто соответствовал бы всем вашим условиям, столь мизерны? – Сэр Чарльз был обескуражен.

– Думаю, она могла бы соответствовать, – сказал мистер Брэдли, – но я проверил еще не все.

– Она! – Мистер Читтервик был изумлен.

– Да, это женщина. То, что преступление совершено женщиной, – очевидно. И это как раз одна из сторон, которую я старался пока обходить. Странно, что до сих пор никто об этом ни слова не произнес. Как раз единственное, что можно с твердостью утверждать, что преступление – женских рук дело. Мужчине никогда бы в голову не пришло послать другому мужчине отравленные конфеты. Он послал бы отравленные лезвия для бритья, или виски, или пиво, как и поступил этот мерзавец, приятель доктора Уилсона. Мы же имеем типично женское преступление.

– Странно, – тихо произнес Роджер.

– Вы не согласны со мной, мистер Шерингэм?

– Да нет, я просто весь в сомнении, – сказал Роджер. – Вообще–то дело очень путаное.

– Непроницаемое, я бы так его охарактеризовал, – многозначительно проговорил мистер Брэдли.

– Ну хорошо, – нетерпеливо вмешалась мисс Дэммерс, которой надоели бесконечные отклонения от темы и хотелось наконец узнать главное. – Вы нам все–таки назовете преступника, мистер Брэдли?

Мистер Брэдли взглянул на нее не без лукавства:

– Я же сказал, что это ни к чему не приведет, поскольку я не могу ничего доказать. К тому же тут примешался еще такой пустячок, как дамская честь.

– То есть вы опять возвращаетесь к закону о клевете, чтобы не попасть впросак?

– О нет, ни в коем случае. Я без малейших колебаний уличил бы ее в убийстве. Тут есть одно серьезнейшее обстоятельство. Дело в том, что эта дама была какое–то время любовницей сэра Юстаса, а в подобные вещи вникать не положено из соображений приличия.

– Ах вот оно что! – вырвалось у мистера Читтервика.

– Вы желаете что–то сказать? – приветливо обратился к нему мистер Брэдли.

– Нет–нет, просто меня заинтересовало, не совпадают ли у меня с вами кое–какие соображения. И ничего больше.

– Вы имеете в виду вариант брошенной любовницы?

– Вот–вот, – смутился мистер Читтервик.

– Это все так и есть. Вы тоже вышли на эту версию? – Брэдли говорил тоном учителя, который с благосклонной улыбкой поощряет способного ученика. – Это самая точная версия, по всей вероятности. Если взглянуть на дело исходя из характера сэра Юстаса, то образ терзаемой ревностью женщины, оставленной им, вырисовывается с предельной ясностью. Я совершенно намеренно не стал упоминать о пункте тринадцатом в перечне сформулированных мною условий, а он гласит: преступник должен быть женщиной. Теперь, рассуждая о виртуозности доказательств, хочу сказать, что ведь ни сэру Чарльзу, ни миссис Филдер–Флемминг нельзя в этом отказать, не так ли? И оба они не стали исследовать связь между преступником и нитробензолом, хотя это для дела весьма существенно.