Эрл Гарднер - Зловещее светило

Наконец, завтрак.

Я колупал вареное яйцо и смотрел на парня напротив. Он давился уже шестым. Смех, да и только. Народишко воображает, что большие частные школы — верх шика и их сынишки вращаются в высшем обществе. Ха! Есть, конечно, пара-другая парней с фамилиями, которые видишь на вывесках, есть и дети кинозвезд, но большинство из нас — серая публика, не справляющаяся с обычной учебной программой и никому не нужная дома. Преподавателям мы тоже ни к черту не нужны. И вот мы здесь. Кларк возьмет любого, за кого платят. И напялит на него свою престижную форму. Во всем штате не найдется другой школы, частной или общественной, которая бы меня приняла, ознакомившись с моими характеристиками. Но старику Кларку главное — какая пачка баксов зажата в ладони, и плевал он на характеристики и отметки.

Итак, я любовался этим боровом, который впихивал в себя яйца, не боясь несварения и колик, когда парень справа вдруг ляпнул:

— Томми Смита-то вздернут.

— Да, — согласился я. — Жаль мужика.

— Жаль? — удивился он. — Туда ему и дорога! Получит что заслужил.

— Заткнись, — бросил я ему. — Или вздую.

— Неужто?

— Если хочешь — выйдем, и вздую прямо сейчас.

Старший стола заорал:

— Эй, вы, двое, кончайте базар! О чем вы, кстати?

— Томми Смита собираются вздернуть. А он невиннее младенца.

— Ха-ха… Ты поешь под дудку Мэри Смит.

— Юбочник! — заорал обжора, брызнув полупережеванной яичной смесью пополам со слюной.

Я выплеснул ему в морду воду из стакана и встал:

— Слушайте, Томми Смит не виноват. Я был у них в доме как раз перед убийством. И после этого был. И с детективами разговаривал. А вы только и знаете, что в газетах напечатано.

Зол я был, как собака, но пришлось усесться за стол, потому что в столовку вошел дежурный офицер. Все стали паиньками и замолкли. Дежурный вышел, и старший стола ухмыльнулся:

— Поганка твой Томми Смит. Отца убить, а! В спину, сзади, подло!

— Враки! — крикнул я.

— Да ты-то откуда знаешь?

— Знаю, и все.

— Нет, вы на него только гляньте! Знающий какой. Курам на смех.

— Знаешь, так нам скажи. Кто тогда, если не он?

— А почему не я? Что ты на это скажешь?

— Ты! — вылупил глаза старший. — Нос не дорос, салага четырнадцатилетняя.

— Иди ты к черту! — послал я его.

— Четырнадцатилетний прыщик кого-то убил! — крикнул старший стола и зашелся приступом смеха, схватившись за бока.

Весь понедельник я безрадостно размышлял о Томми, о том, какой он хороший парень, всегда готовый рассмеяться, ободряюще похлопать по спине. А теперь он заперт в камере в Сан-Квентине, считает часы, может, слышит, как сколачивают для него эшафот.

Я представил, каково человеку ожидать этого , шагая по камере, дымя сигаретами, пытаясь понять, что это значит — умереть. Читал я о таких вещах. О Краули Два Ствола, так, кажется, его звали. Он вроде прошествовал к электростулу как на праздник, гордо задрав подбородок. Но, думаю, что-то было и под этой маской, и Краули знал, что его ждет. В реальной жизни это происходит не так, как описывают в газетах.

К Мэри я не пошел, хотя запросто мог сбегать к ним домой, она живет совсем рядом с лагерем. Но она и ее старшая сестра Рут, а также молодой детектив Дафф Райан, арестовавший Томми — как он сказал, это был его служебный долг, — рассчитывали на изменение меры пресечения. Они надеялись, что суд прояснит сомнительные моменты, которыми дело пестрело. Представляю, что меня ожидало, если бы я заявился к Мэри! Она вряд ли благосклонно приняла бы мои утешения и заливалась бы слезами всякий раз при упоминании Томми. Нет уж, спасибо.

Полпонедельника я просидел в комнате для занятий, раздумывая над судьбой Томми. На небе уже появились звезды. Несмотря на тепло, сохранившееся в помещении, меня бил озноб. В 8.30 мы промаршировали в спальню. Симмонс, старший стола, все донимал меня насчет моей наивности.

— Слушай, — сказал я ему. — Получишь.

— Ладно-ладно, молчу. У тебя головка бо-бо.

— У тебя сейчас морда будет бо-бо, если не заткнешься.

Лежа в постели, я корчился от звуков насилуемого Пуштоном горна и радовался, что завтра очередь дудеть Майерсу.

Заснуть не удавалось. Все те же мысли. Сколько можно! Если б мы с Богом не разошлись разными путями, я б Ему вознес какую-нибудь молитву. Однако, поворочавшись с полтора часа, примерно в 10 я уснул.

Во вторник вечером я тоже не пошел к Мэри. Но после шамовки, то есть ужина, в комнату для занятий прибежал дневальный и вызвал меня в главное здание к телефону. Звонил Дафф Райан, тот самый молодой детектив.

— Ты взвалил на меня непосильную ношу, парень, — начал Райан.

— Что-что? Нельзя без загадок? — Таким тоном лучше с детективами не разговаривать, но очень уж меня взвинтили события.

Казалось, что я физически ощутил на себе взгляд Райана, как его серые глаза сверлят меня сквозь разделяющие нас стены и расстояния.

— Рут чувствует себя сам представляешь как, — продолжил Райан спокойно. — Я ее утешаю как могу. Но Мэри тоже не лучше. И мне не разорваться.

— Ну и что? — упрямо «не понимал» я.

— Она твоя девушка, Мартин.

— У нас в школе положено называть парней по фамилии. Мартин — звучит несолидно. Моя фамилия Торп.

— Извини, что я тебя беспокою, Мартин, — как будто не расслышал Райан. — Если не хочешь сотрудничать…

Этого еще не хватало!

— Хочу, хочу. Сейчас. То есть, если отпустят.

— Уже отпустили, — заверил Дафф. — Иди, не заходя ни в какие канцелярии.

— Уже иду, — сказал я, повесил трубку и посидел с минуту. Чего ему от меня надо? Черт разберет этих детективов!

Что ж, я затрусил к дому Смитов. Мать их умерла уже давно, а теперь… Отец покойник, брат тоже скоро… Останутся две сиротинушки.

Мне открыл Дафф. Ну и видок у него был! Физиономия серая, под глазами синяки… не боевые честно заработанные синяки, а те, которые выскакивают от бессонницы или от большой заботы. Здоровенный лось, плечи широкие, стрижка — как поле скошено. А вот смотрел он на меня… Терпеть не могу таких взглядов. Как будто допрашивал.

Но на настоящего детектива он не тянул. Я предпочитаю бойцов, которые палят напропалую и кладут гангстеров пачками направо и налево. А у Райана я и пушки-то ни разу не видал!

— Рад, что ты пришел, Мартин.

— Торп я.

Он не ответил, отступил в сторону, и я увидел Мэри. Она сидела на диване, поджав ноги, спрятав лицо. В руке сжат платок. Мэри девушка стройная, но в то же время фигуристая, из-за чего меня все время доставали в школе. Как и Томми, Мэри блондинка, но волосы, разумеется, до плеч, а не короткий ежик. Она подняла красное заплаканное — и все равно красивое — лицо. Мне она в любом виде нравилась. Мне все женщины нравятся, начиная с девяти лет.