Куинн Фосетт - Братство страха: Роман о Майкрофте Холмсе

Добряк перекрестился и посмотрел на меня с еще большим волнением.

— Вы, конечно, сообщили об этом властям?

— Я хочу уехать сегодня, — сказал я, пожав плечами, — а этим мерзавцам не удалось ничем поживиться у меня, мы лишь обменялись несколькими синяками. Так что я решил никого не беспокоить.

— Это ужасно! — воскликнул портье, сложив руки перед грудью, как в церкви.

— Вы совершенно правы, — согласился я. — Хуже всего то, что эти проходимцы испортили мне одежду: и пальто, и жилет, и сорочку. — С опозданием заметив, что мой собеседник совершенно ошеломлен, я поспешил поднять расположение его духа: — Они успели пару раз удачно стукнуть меня, прежде чем я смог удрать.

— Но это никуда не годится! — заявил портье, склонившись надо мной. — В нашей маленькой стране с вами случилось такое безобразие! — Он понизил голос. — Если вы отдадите мне ваш старый сюртук, я, пожалуй, смогу найти ему применение. Кстати, — с оживлением в голосе продолжил он, — в кладовой гостиницы хранится много одежды, забытой в разное время постояльцами. Вы могли бы выбрать там что-нибудь подходящее для себя. Я мог бы предложить вам и сорочку, но мне кажется, что вы предпочли бы приобрести новую. — Он широко и доброжелательно улыбнулся.

— Вы очень добры, — промямлил я, стараясь скрыть сомнение в искренности его душевного порыва.

Трудно было поверить в то, что в небольшой гостинице без какой-нибудь цели несколько лет собирали забытую одежду, вместо того чтобы продать ее.

— Боюсь, что мне придется воспользоваться вашим любезным предложением.

— После завтрака выходите в вестибюль. Правда, если хозяин здесь, то я ничем не смогу помочь вам, но если его нет, а он собирался в Берлин, то рискну. — Портье продолжал любезно улыбаться. — Если, конечно, вы не попытаетесь злоупотребить нашим гостеприимством.

Не выходя из роли Августа Джеффриса, я лишь кивнул и сказал, что продолжу разговор после еды.

Портье направился было к выходу, но вдруг вернулся ко мне. Его осенила новая мысль.

— Не могу ли я сделать для вас еще что-нибудь? Я считаю, что, поскольку моя страна в некоторой степени виновна в понесенном вами ущербе, мне следует сделать все, чтобы развеять ваше дурное мнение о нас. — Он вздохнул, словно актер, пытающийся изобразить мудреца, погруженного в печальные раздумья. Я же был не в состоянии понять, искренне говорит этот человек или с какой-то, пока не понятной мне целью изображает благородное негодование по поводу случившегося со мной.

— Я подумаю, — пообещал я и вернулся к еде.

Когда я покончил с трапезой, в моей голове созрело рискованное решение. Вынув из кармана свой отчет, я вложил его между страницами люксембургской газеты: свежие номера были разложены на каждом столике. Бумаги в сложенной газете казались на первый взгляд незаметными. Я отправился на поиски конверта и обнаружил его на стойке моего нового друга портье. Тот с готовностью согласился немедленно отправить пакет моему поверенному в Лондон.

— Он собирается вести дела в Европе и поэтому просил меня снабжать его газетами из тех мест, где мне доведется путешествовать, — пояснил я, надписывая адрес Джеймса. — Во сколько это обойдется? Я имею в виду отправить конверт в Лондон…

Портье жестом прервал меня.

— Не беспокойтесь о расходах, они совершенно пустяковые, уверяю вас. Считайте, что это государство Люксембург пытается, хоть в малой степени, возместить тот ущерб, который вы понесли, знакомясь с его достопримечательностями.

Еще какое-то мгновение я раздумывал, правильно ли я делаю, доверяясь этому человеку, но решил: поскольку всем известно, что Пайерсон Джеймс представляет мои интересы, то никто не усмотрит ни малейшей странности в том, что я пошлю ему газету с континента. Если мое вложение попадется на глаза не тому, кому следует, можно будет оправдаться тем, что я хотел скорее поведать юристу, какие неприятности мне пришлось пережить, чтобы оплатить пересмотр завещания. Довольный тем, что можно без большого риска послать отчет в Лондон, я кивнул портье и сказал:

— Если ваш хозяин будет недоволен, дайте знать моему солиситору; тот предпримет шаги, чтобы облегчить ваши затруднения.

— Осмелюсь заметить: по сравнению с тем, что случилось с вами, неприятности, которые могут грозить мне, это сущие пустяки. — Взглянув в глубину вестибюля, он вынул большую связку ключей и предложил: — Позвольте показать вам дорогу.

— А что случилось у хозяина, почему он оставил гостиницу? — поинтересовался я только для того, чтобы хоть что-нибудь сказать.

— Печальная история, — ответил портье, тряхнув головой. — Два дня тому назад его вызвали к сестре: и она, и вся ее семья заболели тяжелой горячкой. Ему пришлось срочно уехать к ним. — Он на секунду умолк. — Должен признаться, что хозяин был очень зол, так как более неподходящего времени для отлучки трудно было выбрать. Но его сестра — вдова, других родственников-мужчин нет, и без него просто нельзя было обойтись… — Он пожал плечами и открыл дверь. — Хозяин сказал, что вернется при первой же возможности.

— Надеюсь, его сестра быстро поправится, — механически произнес я.

— Дай Бог, сэр, — поддержал портье, распахнул дверь и отступил в сторону.

Я вошел, дождался, пока мой провожатый, чиркнув спичкой, зажжет большую лампу, поблагодарил и окинул взглядом два длинных ряда вешалок с одеждой. По ней можно было бы проследить развитие моды не менее чем за последние сорок лет. В голову внезапно пришла мысль, что Эдмунд Саттон был бы счастлив, заполучив хотя бы половину этих нарядов. Медленно двинувшись вдоль ближней вешалки с верхней одеждой, я в конце концов снял с нее два сюртука. У первого оказались слишком длинные рукава, второй сильно жал в плечах, а вот третий, рядом с ними, был словно специально сшит для меня. Он был сшит по моде примерно шестилетней давности из темно-коричневого тонкого сукна, широкий в боках, на немецкий манер, с отложным бархатным воротничком. Одежда была в прекрасном состоянии; если бы не некоторая старомодность, ее можно было бы принять за новую. Сюртук явно успели поносить совсем недолго, прежде чем он попал в эту кладовую. Благодаря свободному покрою одежда не беспокоила свежую рану и скрывала повязки. Портье помог мне облечься в новое платье.

— Отличный выбор, сэр, — довольно заметил он. — Может быть, вы подберете себе и новый жилет?

— Почему бы и нет? — улыбнулся я.

Жилетов было много, копаться в них было интересно. Жилет, отвечавший моему собственному, довольно консервативному вкусу, я не взял: такой выбор оказался бы странным для Августа Джеффриса. Поэтому я остановился на парчовом жилете, украшенном рыжевато-коричневыми увядшими листьями.