Джон Макдональд - Вне закона

Я сказал им, что у меня ничего нет. Но на меня продолжают наседать. Я был слишком пьян, чтобы врать; следовательно, они должны думать, что у меня есть нечто, о чем я сам не знаю — или, что я получу нечто, о чем не знаю. Письмо? Предположение не хуже любого другого. Или, может быть, как думает Бетси, личные бумаги?

Хорошо ли будет, если, питая подозрения, я все-таки соглашусь? Может, тогда, при ближайшем рассмотрении, появятся какие-нибудь улики? А Бетси? Должен ли я с ней делиться? Все зависит от того, насколько правдива она была. Во всяком случае, небольшое бесплатное путешествие ведь не погубит навсегда мою душу!

Неожиданно он сообразил, что может легко кое-что проверить косвенным путем. Если Карла и Джозеф действительно богаты так, как это кажется со стороны, если действительно принадлежат к высшим деловым кругам, то в газетах Майами должна содержаться информация об их присутствии на похоронах…

— Дорогой! — сказала Карла, проскальзывая в кабинку, где он обедал, и садясь напротив него. Наклонившись через стол и взяв его руку в свою, она продолжила: — Где ты так долго ходил? Я совсем заждалась тебя.

Она была в бело-голубом платье с глубоким вырезом и в легкомысленной шляпке. Он чувствовал жар ее рук сквозь ткань белых перчаток. Она смотрела на него так пристально и с таким страстным чувством, что он невольно повернулся посмотреть, нет ли кого-нибудь у него за спиной. Они сидели в дальнем углу бара, в закрытой кабинке, под лампой в оранжевом абажуре. Близость Карлы делала ее какой-то огромной; ее лицо в оранжевом свете лоснилось. Вздернутый нос, широкие щеки, слегка раскосые серовато-зеленые глаза, тяжелые волосы цвета старой слоновой кости, большой рот. Толстые губы, приоткрытые и влажные, открывали ряд мелких, ровных, белых зубов. Казалось, он сидит очень близко от огромного киноэкрана.

— Да так, всякие мелкие дела, — уклончиво сказал он.

Карла отпустила его руку, обиженно надув губы.

— Мне было так одиноко! Мне так тебя недоставало! Я даже забеспокоилась, не ввела ли тебя вдруг в заблуждение моя маленькая чудачка-племянница.

— О, нет.

— Вот и хорошо, дорогой. А то, случается, она начинает нести совершенно безумную чепуху. Я должна заранее тебя предупредить. Так неудобно рассказывать все это: ведь, в конце концов, она дочь одной из моих сводных сестер. Нам следовало более серьезно заняться девочкой, когда ее исключили из колледжа в Швейцарии. Но она была такой милой в свои пятнадцать лет. Мы сделали все, что могли, Кирби, но у нее что-то не в порядке, что-то не так с чувством реальности. Наверно, следовало сразу обратиться к психиатрам. Но мы не теряли надежды и до сих пор не теряем. Именно поэтому я и заставила ее теперь приехать сюда. О ней снова пошла дурная слава. Но боюсь, у нас опять ничего не выйдет. Она совершенно неуправляема.

— Дурная слава? Что это значит?

— Мы стараемся следить за ней, незаметно. Дорогой Кирби, я боюсь наскучить тебе своими семейными делами. Но она действительно психически неустойчива. Она вся в мире своих фантазий.

— Да?

— Она обвинила меня и Джозефа в таких ужасных вещах — я даже не предполагала, что ее бедная головка совершенно затуманена собственными выдумками.

— Какими выдумками?

— Она кажется сейчас очень возбужденной и может обратиться к тебе, Кирби. Она может попытаться сделать тебя героем одной из своих фантазий. И когда это случится, она, скорее всего, повиснет у тебя на шее.

— Повиснет у меня на шее?

— Это будет очередная маленькая драма, которые она постоянно себе придумывает и с успехом разыгрывает. Если это случиться, даже не знаю, что тебе посоветовать. Ты ведь кажешься таким порядочным, Кирби. А если ты откажешься ей подыгрывать, она, со временем найдет кого-нибудь другого. Она ведь довольно привлекательна. Может быть, лучше всего отнестись к ней с юмором? Ты будешь осторожен, не правда ли?

— Н-но…

— Большое спасибо, дорогой. Просто ублажай ее. Говори ей то, что она хочет услышать. Я постараюсь найти для нее другую работу. У меня хорошие друзья в телевизионном бизнесе. Ты ведь понимаешь, что для нее гораздо лучше жить на свободе, чем томиться запертой в какой-нибудь клинике?

— Да, конечно.

— Один врач предположил, что, делая в мой адрес эти ужасные, чудовищные обвинения, она таким образом избавляется от собственной вины, от чувства, которое неотступно ее преследует. Для нее я выдуманная фигура, живущая среди чудовищных заговоров. Джозеф и я иногда шутим по этому поводу, но это смех сквозь слезы. Ведь в действительности, мы самые обычные люди. Мы любим жить в роскоши, но мы можем себе это позволить даже несмотря на то, что нас всегда обманывают. Я так надеюсь, что тебе наконец удастся уладить все наши дела.

— Я еще не знаю…

— Они дали тебе отвратительную комнату, и я заставила их сменить ее на другую. Завтра мы с тобой отправимся за покупками. Я точно знаю, какого стиля тебе нужно придерживаться в одежде. И эта прическа, прости меня, никуда не годится. Словно ты изо всех сил стремишься остаться незамеченным. А у тебя бездна возможностей. Когда я приведу тебя в порядок, ты будешь шагать по миру так, словно он принадлежит тебе, и женщины станут поворачиваться и смотреть тебе вслед широко раскрытыми глазами, их маленькие ладошки вспотеют от восторга и они примутся плести интриги только ради того, чтобы увидеть тебя.

— Я бы не сказал, что именно это — предел моих мечтаний…

— Тебе понравится, поверь мне. Пошли дорогой. Джозеф уже ждет нас. Мы успеем немного выпить, а в семь тридцать подадут лимузин, и мы вместе поедем в один сказочный ресторан.

Часам к одиннадцати вечера Кирби Винтер уже чувствовал, что ему приходиться затрачивать массу усилий, чтобы его речь звучала внятно. Иногда, чтобы лучше видеть Джозефа, ему приходилось прищуриваться.

— Как это мило, с вашей стороны, что вы пригласили меня в путешествие, — бормотал он. — Но я не хочу чувствовать себя…

— Обязанным? — вскричал Джозеф. — Чепуха. Нам это только доставит удовольствие!

Кирби размягченно кивнул и спросил:

— Куда она пошла?

— Подкраситься, видимо.

— Джозеф, я так редко танцую. Я вовсе не хотел наступить ей на ногу.

— Она простила тебя.

— Но у меня в ушах до сих пор стоит ее крик.

— Она просто необычайно чувствительна ко всякой боли, дорогой друг. У нее нервы ближе к поверхности кожи, чем у большинства людей. Но поскольку это делает ее также чувствительней и к разным удовольствиям, то, я думаю, с этим своим уникальным качеством она вряд ли согласится расстаться.

— У-удивительная женщина! — торжественно провозгласил Кирби, у-удивительная!

— Кстати, вот что я сейчас подумал, мой мальчик. Если тебе будет казаться, что на «Глорианне» ты ведешь паразитический образ жизни, и это как-то оскорбит тебя, есть один проект, в осуществлении которого ты можешь принять деятельное участие.