Михаил Михеев - Запах «Шипра»

Я с удовольствием посидела на веранде, заплетенной вьюнком, покачалась в качалке, и мы поехали домой.

Возле дорожного указателя «с. Шарап» Максим свернул с шоссе.

— На море поглядим. Место хорошее. Машин, правда, бывает много, но ничего, весь берег не займут.

Мимо базы рыболовов и охотников мы выехали на пологий мыс, далеко вдавшийся в море. Рос мелкий ельник и березняк. Южный ветер гнал на берег крутую прибойную волну.

Максим вытащил из багажника холщовый половичок, расстелил его возле березок. Было совсем не тепло, но он решил искупаться. Дно опускалось отлого, ему пришлось долго брести против волны. Мне тоже захотелось побродить, я стянула джинсы и зашла в воду. Волны сильно били в колени.

Потом Максим выбрался на берег, развел небольшой костерок и растянулся возле него. Я удобно привалилась к пеньку, подбрасывая в огонь сосновые шишки, они топорщились и трещали. В лицо попахивало дымком, и, когда я закрыла глаза, в окружающем мире все показалось мне тихим и покойным…

— Максим, о какой истории вспоминал вчера Петр Иваныч?

Он сломал сухую веточку, бросил в огонь. Ему явно не хотелось начинать разговор на эту тему, но мне нужно было знать. Я ждала.

— Обыкновенная история, — сказал он наконец. — Хрестоматийная басня о торжестве хитрой кривды над простоватой правдой. Как один журналист — усердный, но в житейском отношении неопытный — случайно наткнулся на факты, из которых мог заключить, что некоторые торговые работники живут явно не по средствам. Он решил, как говорится, сделать свои наблюдения достоянием общественности и написал злой фельетон. На его несчастье, фельетон так понравился главному редактору, что сразу его напечатали. Торговое начальство, защищая «честь мундира», тут же создало ревизионную комиссию. Пригласили специалиста-ревизора, со стороны. И ничего не нашли. Мои факты не подтвердились. Автор фельетона, решила комиссия, субъективен. Все было сделано ловко и внешне вполне убедительно. Газете пришлось извиниться. Ну, а журналисту крепко дали по шее. За клевету.

— Понятно.

— Куда понятнее. В нашем журналистском деле субъективность — вещь опасная.

— В нашем — тоже.

— В каком — вашем?

— В торговом, разумеется, — спохватилась я. — Только рубли-копейки, больше никаких фантазий.

— Да, рубли-копейки… Кстати, почему вы пошли в торговлю?

— А что?

— По-моему, неподходящее для вас занятие.

— А чем мне надо бы заниматься, по-вашему?

— Ну, хотя бы исследовательской работой.

— Хорошо, приму как комплимент.

На обратном пути Максим включил приемник, настроился на чей-то концерт, его нам хватило почти до самого города. Мы опять выехали на улицу Горскую. Теперь я была уже настороже, еще издали заметила не обследованный мною киоск.

На этот раз в нем кто-то сидел.

— Максим, остановитесь, пожалуйста. Я куплю «Смену» Петру Иванычу.

Совершенно не пойму почему, но я вдруг разволновалась. Даже забыла, как открывается дверка у машины, и бестолково задергала ручку. Максим открыл дверку сам. Пока шла к киоску, постаралась приглушить свое непонятное беспокойство.

Возле киоска стояла женщина и выбирала поздравительные открытки.

Киоскер был мужчина.

Он разговаривал с покупательницей, и я могла его не спеша разглядеть.

Крупными чертами лица он напоминал римского императора на рисунке в школьном учебнике по древней истории. Крепкий, упитанный, лет пятидесяти на вид. Выражение лица его было мягким и приветливым — на злодея он не походил. Над стеклом витрины по-прежнему висела табличка: «Киоскер — Г. Башков, с 11 до 8 час.»

Оказывается, Башков, а не Башко, — когда я впервые увидела табличку, последняя буква фамилии была закрыта уголком журнала «За рулем». Сейчас цветная обложка не мешала прочесть фамилию полностью.

Женщина расплатилась и ушла.

Я нагнулась к окошечку, сильно потянула носом… и ничего не почуяла.

Г. Башков смотрел на меня вопросительно.

— «Смену», пожалуйста!

Он задумчиво повел взглядом по полке — на витрине журнала не было, еще раз взглянул на меня и решительным жестом вытянул из-под прилавка портфель, порылся в нем и достал «Смену». Значит, он отобрал какие-то журналы для себя и вот уступил один из них мне.

Я только успела положить на тарелочку двадцать копеек, как тут же к окошечку протиснулась пара юных филателистов и потребовала кубинских марок. Я сказала «Спасибо!» и вернулась к машине.

Запоздало спохватилась, что не заговорила с киоскером, но уже не было ни уверенности, ни настроения возвращаться.

Максим тронул машину.

— Чем вы расстроены? — спросил он.

— Разве?… Не знаю. Может быть, просто устала на воздухе.

— Вы знаете этого киоскера?

— Первый раз вижу. Почему вы спросили?

— Вы так внимательно его рассматривали.

Тут мне нечего было возразить.

— А вот я его знаю.

Максим замолчал. А я уставилась на него, мне нужно было, чтобы он продолжал, но и просить его об этом не хотелось. Из бокового проезда с визгом выскочила «Аварийная». Максим тормознул резко, я сунулась носом в ветровое стекло.

— Извините, — сказал Максим.

Я свернула журнал в трубку… принюхалась к нему, потом еще раз. Максим взглянул вопросительно.

— Странно пахнет типографская краска.

Мне нужно было убедиться, я поднесла журнал к его лицу. Максим понюхал тоже.

— По-моему, это не краска. Скорее — духи. Или одеколон.

Я опустила журнал на колени.

— А кто этот киоскер?

— Бывший бухгалтер комбината. Он был экспертом-ревизором в комиссии, которая проверяла факты моего фельетона.

Максим высадил меня у подъезда. Сам он заходить не стал, а только помахал Петру Иванычу, который увидел нас с балкона, и уехал.

Я медленно поднималась по лестнице.

То и дело подносила «Смену» к лицу, принюхивалась к ней. И хотя уже не могла разобрать, пахло ли чем-то от обложки, но была уверена, что свой «запах "Шипра"» я нашла.

Петр Иваныч встретил меня у дверей.

— Что-то долго поднимались. Устали, наверное?

— Нет, задумалась.

— Есть над чем?

— Кто знает… Вот вам «Смена» с задачками.

— Спасибо. А вам звонили.

— Мужчина, надеюсь?

— К сожалению, женщина. Но пьяная.

— От нее пахло?

— Не знаю. Она говорила вот так…

Петр Иваныч довольно точно воспроизвел интонации голоса Аллаховой.

Я решила позвонить ей утром из автомата. Вечер у меня прошел в размышлениях. Я вышла на запах «Шипра», но не почувствовала уверенности, что Г. Башков — тот человек, которого я ищу.

Его открытое добропорядочное лицо, его улыбка, словом, весь его облик никак не увязывался у меня с мыслью, что этот человек мог открыть кран газовой плиты и уйти, оставив Валю Бессонову задыхаться в газовом чаду.