Гарольд Шехтер - Маска Красной смерти. Мистерия в духе Эдгара По

Здесь ситуация оказалась совершенно иной. Проституция прославлялась на каждом углу. Казалось, в каждой развалине размещается бордель. Женщины всех возрастов, рас, национальностей и комплекций стояли в дверях с обнаженными руками и бесстыдно выставленными грудями, зазывая прохожих в самой неприкрытой и грубой форме. Проходя по Малбери-стрит, я чувствовал, что уши у меня пылают, оскорбленные столь шокирующими и гадкими призывами.

Через десять минут прогулки в такой оскорбительной для порядочного человека обстановке мы задержались на углу Кросс-стрит и Перл-стрит. В нескольких ярдах от нас воодушевленно хрюкали три свиньи, роясь в кухонных отбросах, извергнутых из опрокинутой помойной бочки. За свиньями — и за нами — наблюдала старая карга с торчащими из подбородка в разные стороны седыми волосками, сидевшая на деревянном ящике и сосавшая глиняную курительную трубку.

Повернувшись к Карсону, я заметил на его лице, освещенном тусклым светом уличного фонаря, признаки отвращения. Разумеется, человек, проведший жизнь на просторах Запада и попавший в район Пяти Углов, должен утвердиться в предубеждении против пороков урбанистического образа жизни. Там он встречался с насилием, невежеством, жестокостью, но был свободен от атмосферы распада и испорченности, пронизывающей каждый квадратный дюйм кошмарных городских трущоб.

— Такого я за всю жизнь не видел, — сказал, помолчав, Карсон. — Вы точно выбрали место, Эдди.

— Нашим поискам могло бы помочь уточнение предпочтений Джонсона в его предосудительных развлечениях.

— Вы о чем?

— Как вы, без сомнения, заметили, бордели в этом адовом районе предлагают клиентам товар на любой вкус. Некоторые специализируются на молоденьких, едва созревших девушках, другие приглашают любителей негритянок и мулаток. Есть заведения для любителей полных женщин. Спектр предложения соответствует потребительскому спросу. Зная, какой тип женщин более привлекателен для Джонсона, мы могли бы сузить диапазон поиска.

— Откуда мне знать, — отозвался Карсон. — Там, откуда он прибыл, выбор не слишком велик. Одно я знаю определенно. Из того, что я о нем слышал, можно понять, что Печенка на юбке не зацикливается. Его тянет к выпивке и к игре, кутит он с размахом.

— Я понял вас. Это тоже полезные сведения. Здесь множество и таких притонов, но наиболее знаменитый, конечно, — салун одноглазого Динаху на Орандж-стрит.

— Пошли.

Упомянутое заведение располагалось поблизости, и через две-три минуты мы оказались на месте. При одном взгляде на вывеску, на изъеденный фасад здания, слепые окна, мрачный вход я окончательно упал духом. Хотя солнце едва село, в дверь салуна уже вливался поток непотребнейших оборванцев, оскорбляющих слух мой бранью и вульгарным, непристойно громким смехом.

Карсон оставался совершенно спокоен, однако я заметил, как он проверил — или поправил — пистолет, скрытый полой сюртука.

Огибая грязь и переступая через лошадиные испражнения, мы пересекли улицу и вошли в заведение Динаху. Тут же мои органы чувств подверглись интенсивному воздействию всевозможнейших раздражителей самого неприятного свойства. Воздух в этом помещении, придавленном низким потолком, насыщала невообразимая смесь миазмов, состоящая из дыма дешевых сигар, испарений немытых тел и паров всяческой алкогольной бурды. Из дальнего угла доносился какой-то скрежет, извлекаемый пьяным скрипачом из своего инструмента с такой потрясающей немузыкальностью, что в сравнении с ним бездарные музыканты Барнума показались бы виртуозами. Раскрашенные Иезавели, восседая на коленях партнеров, оглашали помещение взрывами резкого, неестественного смеха. Сброд, сгрудившийся вокруг игорных столов и спускавший в фараон невесть как добытые деньги, не стеснялся в выражениях.

Осмотревшись в помещении, мы с Карсоном направились к длинной стойке бара, у которой беспорядочно толклась и шумела публика того же пошиба.

В ожидании хозяина, отпускавшего какие-то ядовитые напитки у дальнего конца стойки, я рассматривал висящую на стене напротив картину в потрескавшейся и облупившейся золоченой раме. Изображенная на полотне пышнотелая красотка возлежала на бархатной кушетке, кокетливо прикрыв бедра каким-то крохотным клочком ткани. Обращала на себя внимание, однако, не практически полная обнаженность натуры, а откровенно непристойная, похотливая улыбка, с которой она смотрела на зрителя. Грязная, невероятно закопченная от долгого присутствия в этом помещении и засиженная мухами картина как нельзя больше подходила к грязной обстановке притона.

От созерцания шедевра станковой живописи меня оторвал добравшийся до нас владелец заведения, неприятный тип со впалыми, землистого оттенка щеками, кожаной нашлепкой на одном глазу и рваным шрамом от виска до подбородка. Сверкнув на нас из зрячей глазницы, он грубо спросил, чего нам надо.

— Пиво, — ответил Карсон.

— И мне, — добавил я.

Через мгновение Динаху брякнул перед нами две засаленные кружки с зазубренными краями, наполненные зеленовато-желтой жидкостью с шапкой какой-то сернистой пены. Я пригубил свою и чуть не выплюнул жидкость, вкусом напомнившую мне пропитанную кошачьей мочой атмосферу дома Картрайта. Сделав над собою усилие, я проглотил это пойло.

Карсон чуть приподнял свою кружку, поморщился и поставил ее обратно.

— Вот это да… — пробормотал он чуть слышно.

— Пиво не нравится?

— Это, стало быть, пиво… — повторил скаут, как прилежный ученик.

— Прощения просим, коли не угодили на ваш нежный вкус, милостивые господа. Что привело долбаных денди в наши края? Юбчонку желаете?

— Нет, мужичонку, — ответил Карсон.

Динаху искривил в усмешке безгубый рот.

— Есть тут и для «голубых» заведения, но мое не из их числа.

Как бы не расслышав, Карсон повернулся ко мне.

— Картинка с собой, Эдди?

Изображение Джонсона, выполненное Горацио Освальдом и помещенное на первой полосе «Дейли миррор» я носил с собой, надеясь, что оно, при всем несходстве с оригиналом, поможет опознать злодея. Я передал газетную вырезку Карсону, который развернул ее перед Динаху.

— Такого видел? Шесть футов два, может, и все три. Рыжий.

Почти не взглянув, Динаху отрицательно покачал головой.

— Не слишком вглядываешься, — заметил Карсон.

— Все, что надо, я всегда вижу. Послушайте, милейшие, почему бы вам не убраться отсюда ко всем чертям?

Скосив взгляд на Карсона, я заметил в чертах его лица еле заметные изменения. Такое же выражение я замечал на его лице дважды: перед тем, как он отдубасил возчика у Сент-Джонс-Парка, и в карете на пути к дому Картрайта, когда он собирался отомстить за смерть любимой собаки. Я уже приготовился к тому, что владелец заведения сейчас уляжется на пол за стойкой.