Поль-Луи Сулицер - Ориан, или Пятый цвет

— Три дня в Лондоне, и Париж вам кажется раем! — заявил он в сторону, пока Орсони наливал себе виски.

Старый корсиканец протянул один стакан Ладзано со спокойной улыбкой, словно встречая отпрыска в отчем доме. Оба мужчины не помнили, когда зародилась их дружба, но дружба эта была прочной и чистосердечной, покоящейся на прочной основе: любовь к солнцу и югу, склонность к риску, готовность всегда принять вызов, игра и, конечно, скорость. Орсони ценил в Ладзано его способность улаживать дела, не поднимая волн. Ему нравились его сдержанность и ранимая стыдливость; он никогда не расспрашивал его о личных делах, принимая его таким, какой он есть. Что касается Ладзано, то он искренне восхищался корсиканцем, но не очень доверял ему. Знал, что тот злопамятен: лучше числиться среди его друзей. Он всегда втягивал Орсони в интересные дела, не слишком честные, но не требующие применения оружия.

Шан и Сюи сновали между кухней и парадным салоном. В дверь позвонили. На пороге появился высокий африканец с тремя очаровательными негритянками, одетыми в традиционные, переливающиеся всеми цветами бубу. Ладзано поинтересовался у Шан насчет новоприбывших. Красавица бирманка недоуменно пожала плечами, сообщив, что пригласить их на вечер поэзии — идея Октава.

— Месье Артюр настоял, — шепнула она.

— Ну, уж раз месье Артюр так захотел… — с понимающим видом проговорил Ладзано.

Октав Орсони представил гостей. Девушки прибыли прямо из Дакара, где занимались моделированием одежды из набивной ткани и изготовлением эфирных масел.

— Артюр встретил их вчера в посольстве Сенегала. Ему захотелось познакомить их с нашими поэтическими обычаями, — уточнил Орсони. — Не так ли, барышни?

Барышни заулыбались, Шан предложила шампанское.

— Артюр просил начинать без него. Он приедет часам к одиннадцати. Так что у нас есть время поближе познакомиться.

Ладзано обратил внимание, что мужчина, сопровождавший девушек, исчез. Они по очереди выходили в туалетную комнату, и каждая возвращалась одетой по-западному — в прелестных, вызывающих нарядах с глубоким декольте.

Орсони чуть не задохнулся.

— Будет не вечер поэзии, — восхитился он, — а вечер магии!

Обе бирманки сдержанно воспринимали чувственные восклицания — особенно Сюи, она лишь недобро поглядывала на Орсони.

Церемония поэтических вечеров была отработана. Основной принцип — избегать спешки, вульгарных целевых действий, которые лишили бы очарования медленный путь к наслаждениям. Гости не спеша ели и пили, декламировали стихи. Хозяином здесь был Артюр. Так захотел Орсони. Это была одна из его фантазий. Приезжал Артюр всегда неожиданно, к ночи, в одежде провинциального поэта — в неизменной накидке, красном шарфе и широкополой шляпе. С его приходом темп вечера заметно ускорялся. Его поэтический слух со временем притупился, но тело жаждало новых чувственных развлечений. В этот вечер новенькое прибыло из Африки.

Орсони принялся рассказывать о своих давних приключениях, пережитых на реке Сенегал. И африканки развеселились. Они закурили и погрузились в глубокие кресла, приняв соблазнительные позы.

Чтобы доставить удовольствие гостям, Шан поставила диск с африканскими песнями. Из усилителей, расположенных в четырех углах салона полились звуки, доселе неслыханные в роскошных апартаментах 16-го округа Парижа. Их издавали балафоны, гармошки, приглушенные ударные инструменты. Сенегалки пустились в пляс под зажигательную и веселую мелодию Альфа Блонди. Они вынудили танцевать и Октава Орсони — вытащили его из кресла. С большой неохотой присоединился к ним и Ладзано. Он никогда не умел танцевать и находил смешной эту тряску с вымученной улыбкой. Артюру пришлось несколько раз звонить в дверь, прежде чем одна из бирманок услышала и открыла ему. Приход Артюра прошел незамеченным. Он расцеловал трех молодых негритянок, как старых знакомых, потом освободился от накидки и шляпы. Ладзано, всегда пользующийся случаем, чтобы разглядеть его, тотчас заметил, что у Артюра осунулось лицо, словно он силился дать себе отдых после какого-то напряжения. Через несколько минут, после двух бокалов шампанского, Артюр расслабился. Ладзано часто наблюдал, как этот несравненный соблазнитель отпускал комплименты и любезности, затем едва уловимо клал руку на плечо, касался груди, небрежно ласкал подставленное бедро. Это было большое искусство, утонченная завершенность, когда поэзия слов соединялась с поэзией рук. Иногда Орсони, смеясь, говорил: Артюр — человек, способный сочетать слово с делом.

Настала минута, когда бирманки притушили свет в люстрах. По заведенному обычаю «новая добыча» всегда доставалась Артюру, обладавшему ненасытным аппетитом. Шан не гнушалась присоединиться к этим играм, так как была очарована этим экспертом по ласкам. Орсони раньше тоже не пренебрегал новыми, телами, но с тех пор, как Сюи поселилась в его доме, он никого не хотел и к любви «втроем» допускал только Шан.

Ладзано удалился в игорный зал и стал слушать музыку: кантаты Баха. На улице Помп ему просто необходимо было показаться, чтобы не вызвать подозрений по поводу недавнего отсутствия, к тому же надо было сказать Орсони и Артюру, что на яхте все в порядке и они могут по своему усмотрению пользоваться ею следующим летом, не боясь досмотров береговой охраны.

Он отдыхал, когда вдруг открылась дверь игорного зала. Вошла Сюи. У нее был потерянный и печальный вид.

— Ты одна? А где Шан? — спросил он.

— Она с Артюром, — ответила бирманка.

— Почему ты не с ними?

— Сегодня вечером у меня нет желания. Октав занят с африканкой. А я не хочу вмешиваться, — с досадой ответила она.

Она принесла поднос с двумя чашечками чая. Они молча выпили. Сюи села на ковер у ног Ладзано, облокотилась на огромный пуф.

— Не печалься, он скоро к тебе вернется. Сегодня вечером он поразвлечется немного, а завтра все забудет. Ты ведь знаешь, что он любит играть.

Не очень убежденная, молодая женщина покачала головой.

— Он больше не берет меня часто, — внезапно проговорила она с обезоруживающей невинностью.

— Ты хочешь сказать, он не занимается с тобой любовью?

Она подумала.

— Да нет, но, мне кажется, у него пропало желание…

— А тебе известно, — прервал ее Ладзано, подавляя улыбку, — что красивая женщина вроде тебя и старый мужчина, как он… Ему уже нужно беречь себя.

Но у малышки не было настроения шутить. Ей явно было не по себе.

— Здесь все для Шан. Потому что она старше и красивее меня. Так думают мужчины, Я считала, что по-настоящему нравлюсь месье Октаву. А теперь я не уверена, И вообще я не понимаю их дела с Артюром. Иногда все спокойно, а потом вдруг надо уезжать.