Семён Клебанов - Спроси себя

— А я, грешным делом, думал, все свершилось.

— Плохо думал.

— Раньше, бывало, Супонев три раза в день звонил… Подвел я его.

— А себя?

— Если по совести? Себя больше всех. — Щербак поднял голову, посмотрел на Кострова.

— Только кому польза от совести, доброты, если она таким, как Бурцев, руки развязывает. Человеку мало трудиться ради добра на земле. За добро нужно бороться. Яростно. До конца. Об этом подумай, Алексей.

— Думаю, Виктор, думаю. В этом доме баланс подвожу не я…

— Ошибаешься. Ты тоже. Ты коммунист.

Тяжело ударяя каблуками башмаков о пол, Девяткин прошел к судейскому столу.

— Моторист Девяткин. Явился по вызову, — сообщил свидетель и, не найдя места своим сильным рукам, спрятал их за спину.

Девяткин держался уверенно, стоял, едва заметно покачиваясь на носках.

Редкие русые волосы падали на широкий лоб, а насмешливое выражение глаз выдавало в нем человека бывалого, знавшего себе цену.

Градова, чуть склонившись над столом, сообщила свидетелю о том, что его гражданский долг — правдиво рассказать все, что ему известно по разбираемому делу, и предупредила, что за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний он несет ответственность по статьям Уголовного кодекса.

— Ясно, — кивнул Девяткин и откинул со лба прядь нависших волос.

— Расскажите суду, что вы знаете об аварии на запани?

— Да разве ж я один знаю? Все знают.

— Суд интересует, что знаете вы.

Девяткин помолчал, глядя в глаза Градовой, потом сказал:

— Может, у вас вопросы ко мне имеются? А так что?

— У меня пока один вопрос, свидетель Девяткин, что вы знаете об аварии?

— Река наша норовистая, хотя и на нее управу найти можно было. Но Щербак завсегда свой гонор наперед дела выказывает. А было так. Приезжал к нам главный инженер треста Бурцев. И пошел разговор меж ними про то, как спасти запань от аварии. Главный инженер предложил поставить перетягу, а Щербак стал наперекор. Долго спорили, а время шло. Могли бы перетягу еще двенадцатого июня установить. От нее бы больше проку было. Она сдержала бы напор пыжа. Тогда еще вода не была такой высокой. — Самодовольное выражение сошло с лица Девяткина и сменилось тупой сосредоточенностью. Продолжая свой рассказ, он время от времени поворачивался в сторону Щербака и смотрел на него осуждающим, подозрительным взглядом.

Постепенно судья разобралась, к чему клонит свидетель, сообщая о подробностях аварии. Девяткин рисовал картину катастрофы, связывая ее с жизнью, привычками и характером начальника запани. В трудный день сплава улетел к своему дружку в Осокино. С рабочим людом не советовался, потому как считал всех ниже себя: как же, он начальник! В семье жил плохо, часто скандалил со своей женой Ольгой Петровной, уважаемой учительницей, да и с другими вел себя круто: то у него ругань с ревизором, то у честных рыбаков улов отнимал, себе забирал, а для отвода глаз худую рыбешку сплавлял в столовую.

Как-то поздним вечером притаился Щербак в тихих зарослях ивняка в ожидании ночного клева, колдуя над удочками. Два дня подряд он подкармливал здесь рыбу и теперь ожидал счастливого улова. Близилось время клева, когда он услышал за кустами чьи-то громкие голоса. А когда прислушался, узнал говор Девяткина и Любы Зайцевой, начальницы почтового отделения.

— Хочу домой. Поздно уже, — сказала Люба. — И зябко мне.

— Успеется, успеется, милая…

Он обнял Любу и стал целовать. Люба отворачивалась, пряча губы, и тогда Девяткин повалил ее на траву. Она отбивалась, но сильный и упрямый Тимоха, схватив ее руки, тяжело шептал:

— Подожди, милая, подожди…

Любе удалось подняться, и она испуганно закричала:

— Я не хочу! Уйди!

Послышался звонкий удар пощечины.

— Ну, стерва! — сипло процедил Тимоха и толкнул Любу с такой силой, что она упала навзничь на землю, ударившись головой, и заплакала. Он снова бросился на нее.

И тогда Щербак рванулся из кустов и, подняв Тимоху за шиворот, резко ударил его кулаком в лицо. Девяткин полетел и воду. Мокрый, фыркающий, он выскочил из реки и с воем кинулся на Щербака, но тот успел ударить Тимоху в живот. Девяткин скорчился и рухнул…

— Теперь про пожар, — продолжал свидетель. — Опять же по вине Щербака все случилось. Почему? У нас три катера. Ходим, как известно, на бензине. Вот об этом бензине и пойдет разговор.

Каныгин повернулся к Щербаку и тихо спросил, что за чепуху мелет Тимоха, но Алексей только молча пожал плечами.

— Бензин хранится в неположенном месте, будто другого у нас и нет вовсе. Предупреждали Щербака: надо убрать бензин в поле, от греха подальше. Он и мне прямо в глаза сказал, что, мол, моторист Девяткин, ты есть рабочий класс, занимайся своим делом и не суй нос куда не надо. Я тогда в пожарную инспекцию написал.

— В деле имеется акт пожарной инспекции, — сообщила Градова.

— Щербак их водкой напоил, на том и расстались.

— Свидетель, вы находитесь в зале суда, — напомнила Градова.

— Правда-то, ясное дело, всем глаза колет. Ну ладно, — ответил Тимоха и продолжал: — Когда дом загорелся, аккурат запань прорвало. Тут такое началось! И вот, представьте, начальник запани все бросил и побежал домой спасать свое имущество. Сам я не видел, не до этого было. Люба Зайцева рассказывала. Он ей как раз и передал свои чемоданы. Вот он какой, Щербак, — добро народное пропадает, а он свое спасает.

— Кто такая Люба Зайцева?

— Начальник нашей почты.

— Где вы были, когда возник пожар?

— Работал.

— Точнее?

— На причале, в ракушке. Прочищал карбюратор.

— Что за ракушка?

— Залив у нас ниже запани есть. Так его прозвали. Когда сплав идет, там катера стоят. Тихое место.

— Большой залив?

— Километра три тянется. И глубина подходящая.

— Вас кто-нибудь видел там?

— А кто его знает! Я сам себе мастер. Без помощников обхожусь.

— Может, мимо кто-нибудь проходил?

— Не заметил.

— Что было дальше?

— Надо было проверить машину на ходу.

И Девяткин принялся в подробностях рассказывать, как отошел на километр от причала и увидел на берегу ребятишек из пионерского лагеря, они хором звали его и просили перевезти. Как он потом узнал из разговора с ними, дети отбились от своих в походе. Перевез он ребятишек через залив и вернулся к причалу. Глянь, на берегу огонь полыхает как раз в том месте, где бочки с бензином стояли.

Тимофей Девяткин появился в Сосновке три года назад. В деревне Бережки, что раскинулась в пяти километрах от запани, он разыскал вдовую сестру матери. Явился под вечер, в охотку расцеловал свою тетку — не видел ее лет десять, шумно раскрыл помятый чемодан, вынул цветастый платок и небрежно накинул на плечи Серафимы, чем сразу снискал расположение и привязанность пожилой женщины.