Ксавье Монтепен - Чревовещатель

Она написала записку и прочла мне ее, потому что я не умею читать, между тем как память у меня превосходная. Я пошла в деревню и купила все необходимое, но так как было уже слишком поздно возвращаться в замок, то я осталась ночевать у своей бабушки. О, если бы мне сказали тогда, что я не увижу больше мою бедную Мариетту и Жака Ландри, я бы ни за что не поверила… Боже мой! Боже мой!.. — И девочка снова разрыдалась.

– Словом, — сказал Ривуа, немного помолчав, — ты оставила Мариетту и ее отца вчера вечером, между восемью и девятью часами?

– Кажется, в восемь с четвертью, — ответила Жервеза. — Знаю наверняка, что половины еще не пробило.

– И в это время в замке никого постороннего не было?

– Нет, совершенно никого.

– Уверена ли ты в этом?

– Точно так же, как и в том, что меня зовут Жервезой.

– Странно! — пробормотал судья. — Очень странно!

– Еще один вопрос, — сказал Ривуа после нескольких минут размышления. — Когда ты из замка шла в Рошвиль по поручению Мариетты, встретила ли ты кого-нибудь по пути?

– Да, господин судья, — ответила Жервеза, — я встретила двух человек, направлявшихся в эту сторону.

– Вместе или порознь?

– Вместе.

– Ты их знаешь?

– Я не разглядела их лиц… ночь была слишком темная.

– Но ведь ты могла узнать их по голосу.

– Только один из них что-то сказал, но его голос показался мне совершенно незнакомым.

– Хорошо. Бригадир, проводите ее в кухню и распорядитесь, чтобы она оставалась в замке до прибытия следователя, потому что ее показания весьма интересны.

– Но, господин судья, — заметил унтер-офицер, — эта девочка еще ничего не ела.

– О, я не голодна, — возразила Жервеза, — у меня нет ни малейшего аппетита, уверяю вас…

– Я понимаю это очень хорошо, — сказал ей Ривуа, — но если у тебя появится аппетит несколько позже, что вполне возможно, то я разрешаю тебе воспользоваться провизией, которую ты найдешь в кухне на столе. Бригадир, позовите Андоша Равье.

Андош Равье был маленьким худощавым человеком лет пятидесяти, смиренным и робким, по ремеслу ткач. Он был обременен многочисленным семейством, но пользовался репутацией честного человека. Поклонившись судье и мэру, он встал у дверей, как-то жалко и униженно сгорбившись и теребя в руках шапку.

– Здравствуйте, Андош, — обратился к нему Фовель. — Скажите нам, что вы знаете.

– Об убийстве, господин мэр, я не знаю ровным счетом ничего, — пробормотал ткач.

– Но вам, по всей вероятности, есть что сообщить, потому что бригадир представил нам вас в качестве свидетеля, и представил по вашей же просьбе.

– Свидетелем я быть могу… но убийство…

– Ну, так говорите же, что вы хотели сказать, и не злоупотребляйте нашим временем, которое для нас дорого.

– Дело вот в чем, господин мер, — робко начал ткач. — Вчера я пошел на Липовую ферму, отнес ключнице кусок полотна. Там меня угостили огромным стаканом сидра. У меня голова очень слабая — быть может, потому, что я никогда не пью. На обратном пути ноги мои подкашивались, и я постоянно спотыкался. Между тем я вовсе не был пьян, а так, немного навеселе. Пробило девять часов, когда я подходил к ограде парка господина Домера. Все знают, что в этом парке есть очень старое каштановое дерево, которому по древности нет равных в целом округе. Его длинные и толстые ветви касаются стены и опускаются вниз до самой земли. Всем известно…

– Черт побери! Да когда же вы начнете говорить о деле? — вскрикнул Фовель, считавший все эти подробности излишними. — Какую пользу мы можем извлечь из вашего каштанового дерева?

– Как вам угодно, господин мэр, — смиренно ответил ткач, — я должен повиноваться вам, но если вы не желаете, чтобы я говорил о каштановом дереве, то мне нечего больше сказать.

– Продолжайте, Андош, продолжайте, — вмешался Ривуа, — не стесняйтесь, а главное — не забывайте ничего. Дерево играет важную роль в вашем рассказе, не правда ли?

– Да, господин судья, правда. Еще издали я услышал лай собаки по ту сторону стены. Я остановился под каштановым деревом. Ночь была очень темная, и я сказал себе: «Андош, друг мой, через четверть часа ты будешь дома, но этого времени совершенно достаточно для того, чтобы выкурить трубку». Я набил трубку, вытащил из кармана спичку и только собрался зажечь ее, как услышал шум наверху, над своей головой.

– А! — воскликнул судья. — И что же это был за шум?

– Листья так сильно шумели, как будто по дереву прыгали две дюжины кошек. Ветви гнулись и, качаясь в воздухе, хлестали меня по лицу. «Там кто-то есть, — подумал я. — И что за нелепая мысль забраться на дерево в такую темную ночь, когда невозможно отличить правую руку от левой?» Вдруг одна из ветвей затрещала, и кто-то соскочил на землю так близко от меня, что при падении коснулся моего платья. Я зажег спичку и очутился лицом к лицу с человеком в штатском платье; он выругался, быстро повернулся и убежал бог знает куда.

– Итак, вы видели этого человека? — быстро спросил судья.

– Так же хорошо, как сейчас вижу вас, правда, это длилось не долго.

– Узнали ли вы его?

– И да и нет.

– Что вы хотите сказать?

– Я его знаю, не будучи с ним знаком. Я никогда не говорил с ним, но он больше десяти раз проходил мимо моего окна, когда я сидел за работой. Во всяком случае, я позволю отрубить себе руку, если это не один из шутов труппы, которая уехала из Рошвиля вчера утром.

– Имя его?.. Знаете ли вы его имя?

– Кажется, его зовут Сиди-Коко.

Ривуа не мог сдержать восклицания.

– Он убийца! — прошептал судья. — Это неоспоримо! Но он в наших руках и не сможет убежать! Скажите мне, Андош, — продолжал он уже громче, — когда вы взглянули на этого человека, не отразился ли на его лице испуг?

– У меня не было времени что-либо заметить, но я всегда знал, что эти люди, к числу которых принадлежит Сиди-Коко, — люди без всяких нравственных правил. Я подумал, что Коко приходил туда, чтобы украсть кур или кроликов Жака Ландри.

– Неужели вы не подумали сообщить о случившемся обитателям замка?

– Напротив, это было моей первой мыслью. Я не сделал этого, исходя из следующих соображений: «Жена моя, — подумал я, — ждет меня, Жак Ландри и Мариетта, наверно, уже спят, а я выпил столько сидра, что ноги не повинуются мне. Что за беда, если я сообщу Жаку о ночном приключении завтра утром? Не все ли равно — одним кроликом больше, одним меньше!» Но, когда на следующий день я собрался выйти из дома, мне сообщили о случившемся ночью несчастье.

– Ваше показание, Андош, очень важно. Ступайте в кухню: если вы голодны, то можете там позавтракать, но не уходите из замка, вы нам еще понадобитесь.

– Благодарю вас, господин судья, от завтрака не откажусь, потому что сегодня еще ничего не ел.