Ксавье Монтепен - Чревовещатель

– Каким образом вы заслужили этот знак отличия?

– В одном сражении я спас жизнь своему лейтенанту, рискуя собственной жизнью… В тот день я был ранен ятаганом в плечо и получил две пули в живот… Думали, что я не выживу…

– А ваш лейтенант еще жив?

– Да, он жив.

– Как его зовут?

– Вы сочтете это странным… Мой лейтенант — племянник господина Домера, у которого мы находимся в настоящую минуту, и зовут его Жорж Прадель…

Это имя, произнесенное при таких обстоятельствах, произвело неслыханное действие. Следственный судья так вздрогнул, как будто около него разорвался снаряд. Письмоводитель выронил из рук перо, и на протоколе расплылось большое пятно. Даже сам Жобен, обыкновенно хладнокровный, стал поправлять свое пенсне, что служило у него признаком сильного волнения.

Так Жорж Прадель и Сиди-Коко знали друг друга! Это открытие свело на нет все предположения сыщика. С этой минуты он стал считать неоспоримой виновность Жоржа Праделя, а сообщничество Сиди-Коко, в которое, как нам известно, он прежде не верил, показалось ему вполне вероятным. «Вчера, — подумал он, — я сделал ужасный промах! Что это со мной?..»

Следственный судья бросил на него торжествующий и почти насмешливый взгляд. Жобен смиренно опустил голову, а унтер-офицер сожалел, что накануне не надел наручники на Сиди-Коко, который — он в этом теперь не сомневался — заслуживал их вполне!

После минутного молчания следственный судья продолжил прерванный допрос. Он спросил:

– Итак, вы спасли жизнь Жоржу Праделю, племяннику Домера?

– Да, — ответил Сиди-Коко.

– И этот молодой человек, разумеется, был признателен вам за вашу самоотверженность?..

– Господин Жорж?.. Признателен?.. О! конечно! У него добрейшее сердце! Когда я лежал в больнице, он навещал меня по три раза в день. Мне даже было совестно, так как, в сущности, я ведь просто исполнял свой долг. И потом он со мной обходился как с братом… Уговаривал меня остаться в полку…

– Зачем же вы бросили службу?

– Это было выше меня. Кое-что влекло меня во Францию…

– Что именно?

– Это касается только меня…

– Правосудие хочет и должно все знать.

– Господин судья, — прошептал Сиди-Коко, — я был влюблен… Это ведь может случиться с каждым?..

– И в кого вы были влюблены?

– В одну молодую девушку, и притом в честную!..

– Как ее зовут?

– Вам непременно нужно это знать?

– Необходимо.

– Ее зовут Мариетта Ландри… — пробормотал Сиди-Коко.

Судья ожидал такого ответа и потому не выразил никакого удивления.

– Как давно вы знакомы с этой особой? — продолжал он.

– Пять лет… Из-за нее я и поступил на военную службу.

– Объясните.

– Нужно вам сказать, господин судья, что Жак Ландри был прежде моряком. Он был помощником начальника одного из судов господина Домера и почти всегда находился в плавании… Дочь его, Мариетта, жила в Гавре со своей старой родственницей. Я также уроженец Гавра, и там я занимался всевозможными ремеслами, которые почти ничего мне не приносили… Водил иностранцев по городу, помогал разгружать суда, носил вещи на железную дорогу… Мне случалось служить в гостиницах. Я также продавал попугаев по поручению торговцев птицами. По вечерам я зарабатывал несколько су в трактирах посредством чревовещания, так как я от природы чревовещатель. Словом, я не умирал с голоду и много трудился, но, не имея настоящего ремесла, прослыл лентяем.

– Эта репутация, вероятно, приводила вас в столкновение с местной полицией? — прервал его следственный судья.

– Никогда! — воскликнул Сиди-Коко. — Клянусь вам! Мой злейший враг, если бы я имел врагов, не мог бы сказать ничего дурного обо мне!

– Я выясню потом, можно ли этому верить… Продолжайте.

– Я часто встречался с Мариеттой… Она была швеей и ходила в разные дома работать поденно. Я жил в каморке возле квартиры ее старой родственницы. Мариетта — красивая девушка, честная, скромная… Она иногда со мной разговаривала, по-дружески, как с соседом… Однажды я понял, что влюбился в нее… Я хотел ей это сказать, но всякий раз, когда я раскрывал рот, чтобы сделать признание, язык у меня не поворачивался… А между тем я все больше влюблялся, лишился аппетита и сна. Я следовал за Мариеттой как тень, и когда она входила куда-нибудь, то я ждал ее у дверей…

– Это преследование должно было ужасно ей надоесть, — заметил следственный судья.

– Я думаю, что оно ей не очень нравилось, — согласился чревовещатель, — но она не могла считать себя оскорбленной, потому что ни один влюбленный не был так скромен, как я.

Между тем Жак Ландри вернулся в Гавр на несколько недель после годового отсутствия и поселился у старой родственницы. Мне тотчас пришло в голову, что этим нужно воспользоваться. Я подходил к нему ни с того ни с сего, расспрашивал о его путешествиях. Моряки вообще охотно рассказывают о том, что они видели… Однако Жак относился ко мне довольно хорошо, за исключением тех случаев, когда я предлагал ему выпить пива. Тогда он отказывался наотрез. «Берегите свои деньги, — говорил он мне, — у вас их немного!»

Шли недели. Однажды вечером я собрался с духом. Выпив для храбрости стакан водки, я отправился к старой родственнице и посватался к Мариетте. Старуха всплеснула руками, приняв оскорбленный вид. Мариетта ушла в свою комнату, а Жак Ландри ответил мне довольно грубо: «Или вы с ума сошли, или думаете, что я сумасшедший! У вас ни гроша в кармане, вы не имеете ни профессии, ни будущего… Я считаю вас честным человеком, так как не знаю ничего за вами, но со временем вы можете сбиться с пути. Я в двенадцать лет уже работал юнгой, в ваши годы был рулевым… А вы кто? Вы живете случайными заработками и собираетесь жениться!.. Скажите, пожалуйста, что будет есть ваша жена на следующий день после свадьбы?» — «Я буду работать!» — пробормотал я. «Вы ничего не умеете, да и как приняться за труд после двадцатилетнего безделья… Отдать вам Мариетту! Как бы не так! Я скорее соглашусь осудить ее на вечное безбрачие». — «Но если я стану кем-нибудь?» — «Станьте, если сможете. Тогда увидим… А сейчас прощайте».

Я ушел в отчаянии. Я любил Мариетту до безумия. Любил тем сильнее, что мне не хотели ее отдать, но в душе сознавал, что Жак Ландри прав и что такой старый труженик, как он, не мог взять к себе в зятья такого «лентяя», как я. Мне пришла мысль броситься в воду. Быть может, я и привел бы ее в исполнение, потому что ничто больше не привязывало меня к жизни, но на другой день я узнал, что один молодой солдат из Ингувилля, получив наследство от дяди, ищет желающего поступить в полк вместо себя.

Солдата могут произвести в капралы, капрала — в сержанты, сержанта — в офицеры… И в песнях говорится, что военное ремесло — хорошее ремесло. Я подумал, что если у меня будет даже один галун на рукаве, то Жак Ландри не отвергнет меня. Итак, я изъявил желание заменить разбогатевшего молодого человека, мне заплатили, и я отправился в Алжир с маршрутом в кармане и с полутора тысячами франков, которые один жулик украл у меня в Марселе, что мне показалось дурным предзнаменованием, потому как я рассчитывал на эти деньги устроиться после выхода в отставку.