Ксавье Монтепен - Чревовещатель

– Я сберег жалованье, которое мне платил Жером Трабукос как чревовещателю. Это небольшая сумма, но ее хватит на хлеб и воду.

– Я потребую от вас беспрекословного повиновения.

– Я был солдатом. Мне известно, что такое дисциплина.

– В таком случае мы сойдемся. Я беру вас в свое распоряжение, и сегодня же вечером мы поедем в Париж, потому что я уверен: именно там нужно искать Жоржа Праделя.

– Сегодня вечером!.. — повторил чревовещатель. — Это невозможно…

– По какой причине?

– Я, кажется, говорил, господин агент, что мне еще осталось два дня служить Жерому Трабукосу. Имею ли я право нарушить данное слово?

– Конечно, нет, но господин следственный судья объяснится с содержателем вашей труппы, чего, я уверен, будет достаточно для избавления от этого препятствия. Судебная власть имеет в вас надобность, все остальное должно отодвинуться на второй план.

– Жобен прав, — сказал судья. — Жандармский унтер-офицер отправится в Сент-Авит и уладит это дело от моего имени. Жобен, я дам вам приказ о задержании Жоржа Праделя, и вы поедете, когда хотите.

– Мои деньги находятся в моем чемодане, а чемодан — в одной из повозок Жерома, — заметил Сиди-Коко.

– Ничто не мешает вам сопровождать унтер-офицера в Сент-Авит. Ридель и его повозка в вашем распоряжении. Он отвезет вас и привезет обратно.

– Господин судья, — робко сказал отставной зуав, — могу ли я обратиться к вам с просьбой?

– Разумеется.

– Прежде чем ехать, я желал бы узнать те причины, которые заставляют предполагать, что мой офицер совершил это преступление.

– Ваше желание справедливо, и Жобен покажет вам имеющиеся против него улики. Больше вам ничего не нужно?

– Господин судья… есть еще одна просьба…

– Говорите и знайте наперед, что если ее можно исполнить, то она будет исполнена.

На глазах у чревовещателя выступили слезы, и он произнес дрожащим голосом:

– Я хочу присутствовать при отпевании Жака Ландри и Мариетты. Хочу помолиться над ее телом, прежде чем отомстить за нее…

Судья повернулся к священнику:

– Господин священник, когда должно совершиться погребение?

– Так как у жертв нет родных, — ответил старик, — то мы с господином мэром решили, что похороны состоятся завтра, в восемь часов утра.

– Жобен, — продолжал судья, обращаясь к сыщику, — вы слышали?

– Слышал, господин следственный судья. Свой отъезд я не могу отложить, но мой помощник волен приехать ко мне позже. Кокле, вы знаете Париж?

– Я был в нем два раза проездом, отправляясь в Африку и возвращаясь оттуда, но не могу сказать, что знаю его.

– В таком случае я буду ждать вас на станции окружной железной дороги в Париже. Вы поедете на четырехчасовом поезде из Малоне и в восемь часов прибудете в Париж.

– Благодарю, господин судья! Благодарю, господин агент! — пробормотал чревовещатель.

Жобен продолжал:

– Итак, все улажено. Теперь, Кокле, пойдемте со мной. Я покажу вам некоторые вещи, которые доказывают виновность Жоржа Праделя. Если вы в ней не убедитесь, то можете взять свое слово назад и не ехать в Париж.

– Я все равно останусь в вашем распоряжении! — воскликнул отставной зуав. — Нам нужно найти убийцу, кем бы он ни был, и дай Бог, чтобы виновность Жоржа Праделя мне показалась сомнительной. Тогда я с еще большим рвением буду разыскивать виновного, чтобы доказать невиновность моего лейтенанта, несправедливо обвиненного!

Надежде этой не дано было осуществиться. Простое и краткое изложение фактов, подкрепленное показанием работника фермы, сильно поколебало убеждение чревовещателя. Портсигар, известный ему, и в особенности письма господина Домера, нанесли последний и ужасный удар его уверенности в Жорже Праделе.

– Ах, негодяй! Ах, подлец! — воскликнул он, судорожно схватившись за голову. — Убить Жака Ландри! Убить Мариетту! Зарезать обоих… и для чего? Для того чтобы украсть приданое своей сестры! Так, значит, этот человек, в кого я верил как в Бога, — зверь в человеческом обличье!

Агент сыскной полиции положил руку на плечо чревовещателя и спросил:

– Итак, вы убедились?

– Как не убедиться?

– Преступление Жоржа Праделя кажется вам доказанным?

– Вполне!

Жобен опустил голову и стал теребить пенсне. Через четверть часа Сиди-Коко и жандармский унтер-офицер сели в повозку Риделя и отправились в Сент-Авит. Содержатель труппы Жером Трабукос, честный малый, очень сожалел о потере чревовещателя, но — как и предвидел следственный судья — не оказал никакого сопротивления.

Между тем деревенский грум Жан-Мари вез Жобена в Малоне в тильбюри Фовеля. С почестями связаны и некоторые неудобства! Высокая должность первого муниципального чиновника влечет за собой разного рода неприятности. Господин мэр сокрушался, что его Помпонетту слишком часто используют, — но не подавал виду.

На другой день, в восемь часов утра, состоялись похороны Мариетты и Жака Ландри. Почти все жители явились отдать последний долг обоим жертвам, всеми любимым и уважаемым. Мужчины клали на гроб Жака венки, молодые девушки осыпали цветами белый саван, символ невинности, покрывавший их подругу Мариетту. Церковь едва вмещала толпу. Со всех сторон слышались сдержанные рыдания.

Окропляя святой водой гроб своей благодетельницы, маленькая Жервеза вскрикнула, побледнела как мертвая и упала без чувств. Ее унесли. Чревовещатель стоял на коленях за колонной, мрачно понурив голову, и рвал на себе волосы. Многие видели «человека с куклой», но никто его не узнал. Когда все окончилось, когда могилы были засыпаны землей, Сиди-Коко прошептал:

– Прощай Мариетта! Пусть другие о тебе плачут. Я же за тебя отомщу! — И он быстро пошел по дороге в Малоне.

Вернемся на несколько дней назад, оставим Нормандию и попросим наших читателей последовать за нами в Париж. Дело было 23 сентября. Часы на перроне Лионской железной дороги показывали три часа сорок минут пополудни. Поезд из Марселя прибыл на станцию с удивительной точностью. Служащие отворили двери вагонов, и публика рассыпалась по платформе.

Мы займемся только одним из приехавших и воспользуемся той минутой, когда он, не торопясь, выходил из вагона первого класса. Ему было двадцать пять или двадцать шесть лет. На нем была полуформа лейтенанта зуавов, в которой он выглядел очень красивым мужчиной. Среднего роста, гибкий и хорошо сложенный, этот офицер во всех своих движениях проявлял какую-то беспечную грациозность. Его шелковистые, вьющиеся, белокурые волосы были подстрижены по уставу. Прозрачно-бледный цвет кожи, свежесть губ, голубые глаза, осененные длинными ресницами, сделали бы его лицо похожим на лицо молодой девушки, если бы не закрученные кверху усы.