Сергей Саканский - Озеро. У источника власти. Мини-роман

А Игорь князь поскочи

горнастаемъ къ тростию

и белымъ гоголемъ на воду.

Въвръжеся на бръзъ комонь

и скочи съ него бусымъ влъкомъ.

СЛОВО О ПЛЪКУ ИГОРЕВЕ,

ИГОРЯ СЫНА СВЯТЪСЛАВЛЯ,

ВНУКА ОЛЬГОВА

Древнерусский текст

На обложке: В.М. Васнецов. «Царь Иван Васильевич Грозный».

Арсеньев не сразу понял, что эта деревня выглядит как-то неправильно, а если бы понял, то взял бы свою девушку за руку и бросился бежать с ней – хоть до ближайшей станции, хоть домой, в Брянск, да хоть на край света – от всего этого ужаса, который им предстояло здесь пережить.

А пока настроение у них было самое радостное. Они вырвались из города, полные желания любить друг друга вдали от людской суеты, и бодро шли рядом, деловито подтягивая ремни своих рюкзаков и переглядываясь с хитрыми улыбками.

День был солнечный, деревня, куда они вошли по асфальтированной дороге со станции Лаховка, таяла в голубом мареве, уходя вдаль двумя линиями дворов. На въезде в деревню асфальт кончался, переходя в неширокую травянистую улицу. Ступив на упругую зелень, Арсеньев ощутил легкий удар, будто разорвал грудью невидимую паутину. Казалось, сам воздух в деревне был прохладнее, чем на раскаленной дороге…

– Что-то здесь не так, – сказала Юля, внезапно нахмурившись.

– О чем ты? – удивился Арсеньев, оглянувшись по сторонам.

– Типа… – Юля тоже осмотрелась. – Не нравится мне это место.

У колодца она остановилась и сбросила свой рюкзак на траву. Арсеньев сделал то же самое.

– Вот, например, ведро…

– Ну, и что же с ведром?

Предмет, на который указала девушка, не вызывал у Арсеньева никаких подозрений.

– И лопата…

– А что с лопатой?

– Не бывает таких ведер и таких лопат, – твердо сказала Юля. – Какие-то они… Огромные!

Теперь Арсеньев и сам это заметил. Ведро выглядело действительно больше обыкновенного: бельевой бак, а не ведро. И лопата, стоявшая у колодезного сруба, была явно не заводского производства – пятимиллиметровая сталь, скрученная и свинченная болтами, а черенок лопаты… Да он был просто хорошей жердью в руку толщиной!

– Гм! – сказал Арсеньев. – Похоже на какую-то декорацию. Для великана.

– А тут и живут великаны. Вон, какие большие у них хазы. Двери большие и окна. И потолки внутри, я мыслю, высокие – метров пять.

– Ну, скажешь! Три с половиной где-то… Но и такое для обычной деревни странновато.

– Хорошо. Если бы, например, здесь были маленькие дома, и все было маленькое – ведра, лопаты… Тогда бы мы подумали, что в деревне живут карлики. И в этом не было бы ничего удивительного. И ничего страшного…

– И так нет ничего страшного, – резюмировал Арсеньев. – Наверное, здесь все жители – родственники, и у них такая порода. Все они высокого роста, крупные…

Но Арсеньеву вовсе не казалось убедительным собственное объяснение. Чего-чего, а встречаться с каким-то великаном в этой глуши он не собирался.

И тут они увидели его…

Человек вышел из дома, стоящего в отдалении на невысоком пригорке, тут же поставил на колоду березовую чурку и поднял с земли топор. Взмах, и чурка раскололась на две дольки. Человек поставил дольку на колоду и снова махнул топором. Обычно, буднично… Ничего особенного, казалось, не было в этом зрелище…

Юля схватила свой рюкзак, молча накинула на плечо.

– Идем отсюда!

Арсеньев накинул свой, пошел рядом с Юлей, которая быстро сорвалась с места.

– Да не бойся ты! – сказал он. – Просто большой человек и все.

– А я и не боюсь. К тому же, мы ведь не этой в гребаной деревне собрались жить…

В ее голосе прозвучала нежность. Слово жить неожиданно блеснуло своим вторым смыслом. И опять он увидел этот хитрый взгляд…

Арсеньев оглянулся через плечо на пригорок, где работал дровокол. Издали трудно было оценить его размеры, но, если соотнести все присутствующие предметы с домом, затем предположить, что дальний дом такой же большой, что и ближние… Получалось, будто и топор, и колода, и сами дрова были, по меньше мере, в полтора раза больше нормального. Казалось, что этот человек метра три ростом! И лицо у него какое-то странное – слишком белое, что ли…

Но к чему думать об этом? Чушь какая-то: в деревне живет клан великанов. Почему-то никакой информации об этом нигде не было, хотя, падкие на такие диковинки журналисты вряд ли прошли бы мимо подобного феномена.

– И по телеку о них ничего, – Юля будто услышала мысли Арсеньева, что его так порадовало…

Прекрасная девушка! Немного своенравная, не очень образованная, но… В конце концов, он ведь не всю жизнь собрался с нею провести!

– А ну их в… – выругалась она, что иногда ей очень даже шло.

– Точно! Ну их еще и на… – подыграл Арсеньев.

– А если, например, – озабоченно проговорила Юля, – все совсем наоборот? Не они выросли, а мы почему-то уменьшились?

– Ага! – рассмеялся Арсеньев. – И вся наша одежда уменьшилась. И рюкзаки, и палатка. Просто мы прошли сквозь какую-то аномальную зону. И вот эти сигареты…

Он достал пачку «Мальборо», прикурил на ходу две штуки, одну протянул Юле. Та приняла изящную отраву с легким поклоном.

Наконец, они вышли из деревни и оказались на лесной опушке. Здесь царил зной, жужжанье, стрекот…

– И куда дальше? – спросила Юля.

– В лес, – лаконично ответил Арсеньев.

Ее родители наивно полагали, что она будет жить на турбазе, питаться в столовой, один раз предпримет короткий поход с однокурсницами и так далее. Пусть это и было в какой-то степени опасно, например, гипотетическая столовая, но они отпустили Юлю без особых возражений.

Если бы они узнали, что их дочь собирается провести пять дней в одном из самых медвежьих углов России, варить еду на костре и примусе, то сочли бы план просто неприемлемым – ни о какой поездке и заикаться не стоило.

Но реальность оказалась настолько страшной, что маму и папу уж точно бы хватил кондратий, – только от самой мысли, что их семнадцатилетняя дочь собиралась прожить все эти дни и ночи в одной палатке с человеком, возраст которого приходился как раз на промежуток между ее матерью и отцом.

Арсеньева звали просто – Иван Васильевич. Вряд ли его покойные родители имели намерение прославить знаменитого Рюриковича, но сам Арсеньев порой глубоко задумывался о судьбе первого русского царя.

А вот фамилия Юли была Каменская, а это ужасно!

Ивана Арсеньева и Юлю Каменскую связывали отношения учителя и ученика. Иван Васильевич (в просторечии – Иванвас) служил преподавателем словесности в одном из медицинских училищ города Брянска, а Юля в этом училище, можно сказать, «училась».