Эдогава Рампо - Демоны луны

Вышло так, что я стал специалистом по изготовлению разного рода стульев и кресел. Мебель, сделанная моими руками, удовлетворяла самым изысканным вкусам заказчиков; я приобрел известность в торговых кругах, и мне заказывали лишь дорогие, роскошные вещи: кресла новомодных фасонов с резными спинками и подлокотниками, с затейливыми подушками, необычных форм и пропорций — словом, изящный товар; чтобы исполнить подобный заказ, требуется такое мастерство и усердие, что человеку несведущему и представить себе невозможно. Но, закончив работу, я всегда испытывал безграничную радость — не оттого, что тяжкий труд позади. Вы можете упрекнуть меня в кощунственной дерзости, однако я все же осмелюсь сравнить свои чувства с ликованием живописца, только что завершившего свое гениальное творение. Доделав кресло, я опробовал его сам, чтобы проверить, удобно ли в нем. Я испытывал некий священный трепет. То были самые волнующие моменты моей скучной, бесцветной жизни — самодовольное ликование переполняло меня. Я старался представить себе, кто будет сидеть в моем кресле — знатный аристократ, блистательная красавица… Фантазия переносила меня в особняк, для которого было заказано кресло, там непременно должна быть комната, подходящая для него: полная дорогих и изысканных безделушек, с картинами прославленных мастеров, с хрустальной люстрой, свисающей с потолка, как сверкающая драгоценность. На полу — роскошный ковер, в котором утопает нога… А у кресла, на крошечном столике, — ослепительной красоты европейская ваза с чудными, источающими благоухание цветами. В своих безумных мечтах я был хозяином этих апартаментов, я упивался блаженством, которое не могу описать словами.

Мое воображение не знало границ. Я воображал себя аристократом, сидящим в кресле с прелестной возлюбленной на коленях: она внимает мне с очаровательной нежной улыбкой, а я нашептываю ей на ушко любовные речи!

Но мои хрупкие грезы неизменно разбивались о жизнь: они рассыпались в прах от визгливых криков неряшливых женщин, от истошных воплей и рева сопливых младенцев, и перед глазами вновь вставала уродливая реальность — серая и угрюмая. А возлюбленная, девушка моей мечты… Ах, она исчезала, истаивая, как дым… Да что там, даже соседские женщины, нянчившие на улице своих чумазых детей, даже они не удостаивали меня вниманием. И только роскошное кресло оставалось на месте, но ведь и его непременно должны были отнять у меня — увезти в недоступный мне мир!

Всякий раз, расставаясь с заказом, я впадал в безнадежное уныние и тоску. Это чувство приводило меня в исступление.

„Лучше мне умереть, чем влачить столь жалкую жизнь“, — в отчаянии думал я. Я вовсе не притворяюсь: я неотступно думал о смерти…

Но однажды в голову мне пришла мысль: зачем умирать? Может быть, существует иной выход?

Мысли мои принимали все более опасное направление.

В тот момент я работал над огромным кожаным креслом совершенно новой конструкции. Оно предназначалось для гостиницы в Иокогаме, принадлежавшей какому-то европейцу. Первоначально он намеревался привезти кресла из-за границы, но благодаря посредничеству торговца, расхваливавшего мои таланты, заказ на них передали мне.

Забыв про сон и еду, я целиком погрузился в работу. Я вкладывал в нее душу, отрешившись от всего.

И вот кресло было готово. Осмотрев его, я испытал небывалый восторг. Я сотворил шедевр, восхитивший меня самого. По своему обыкновению, я уселся в кресло, предварительно вытащив его на солнце. Ах, какое это было поразительное, ни с чем не сравнимое удовольствие!

Не слишком мягкое, но и не слишком жесткое сиденье так и манило к себе. А кожаная обивка! Я презрел искусственную окраску, сохранив естественный цвет натуральной кожи, и столь приятно было для пальцев ощущение мягкой, словно перчатка, обивки… Линия спинки, так и льнувшей к телу, изящной формы пухлые подлокотники — все это рождало чувство полной гармонии и уюта и было подлинным воплощением комфорта.

Я устроился поудобнее и, поглаживая подлокотники, упивался блаженством. Как всегда, я погрузился в мечты. На сей раз они были настолько живыми и яркими, что я со страхом спросил себя: „Не безумство ли это?“ И тут меня осенила гениальная мысль! Не иначе как сам дьявол подсказал мне ее. Идея была фантастической и жутковатой, но именно потому я был не в силах отвергнуть ее.

Возникла она, бесспорно, из моего бессознательного нежелания расстаться с милым мне креслом. Я готов идти за ним хоть на край света — таково было первое побуждение. Но по мере того как фантазия уснащала эту идею практическими подробностями, в голове моей забрезжил чудовищный замысел. Он был безумен. Но — представьте себе! — я решил претворить его в жизнь, а там будь что будет.

В мгновение ока я разобрал кресло и снова собрал, но уже так, чтобы оно могло служить осуществлению моих планов. Это было огромное кресло, затянутое кожей до самого пола; кроме того, спинка и подлокотники имели такие размеры и формы, что свободно могли скрыть внутри человека без малейшего риска, что его обнаружат. Разумеется, под обивкой были и деревянный каркас, и стальные пружины, но, призвав все свое мастерство, я так переделал конструкцию, что в сиденье умещались мои колени, а в спинке — туловище и голова. Приняв форму кресла, я мог оставаться в нем сколько хотел.

Я потрудился на славу и даже придумал несколько усовершенствований — для собственного удобства. Например, для того чтобы можно было дышать и слышать звуки, доносившиеся извне, я проделал несколько дырочек, совершенно незаметных для глаза. Кроме того, в спинке, на уровне головы, я повесил полочку для припасов: там могли храниться сосуд с водой и сухие галеты. Для естественных нужд предназначался большой резиновый мешок. Когда приготовления были закончены, мое логово оказалось вполне сносным для жизни. В нем можно было просидеть несколько дней, не испытывая особых лишений. Словом, комната на одного человека…

Я снял верхнее платье, забрался внутрь и свернулся калачиком. Странное чувство! Мне показалось, что я заживо замуровал себя в склепе. Это и был настоящий склеп: я словно надел плащ-невидимку, исчезнув из мира…

Вскоре за креслом явился посыльный с тележкой. Мне было слышно, как мой ученик, не ведая о случившемся, что-то втолковывает ему.

Когда кресло ставили на тележку, один из носильщиков проворчал: „Проклятье! Оно неподъемное!“ — и я невольно сжался от страха; но кресла такого типа всегда весьма тяжелы, так что оснований беспокоиться не было. Потом я почувствовал, как тележку затрясло по ухабам. Я страшно волновался, но все обошлось как нельзя лучше: в тот же день кресло благополучно перевезли в гостиницу и поставили в помещение. Как выяснилось впоследствии, это был не гостиничный номер, а вестибюль.