Чарльз Тодд - Хладнокровное предательство

— Я инспектор Ратлидж из Лондона, — начал он. — Расследую убийство Элкоттов.

— Мэгги Ингерсон, — представилась хозяйка, сухо кивнув.

— Можно поговорить с мистером Ингерсоном?

— Мой отец уже десять лет как умер. Если хотите о чем-то спросить, спрашивайте меня.

— Вы живете здесь одна? — спросил Ратлидж, оглядывая окрестные владения. В слабом свете уходящего дня он увидел лишь еще один овечий загон наверху, на склоне холма: из снега выступала каменная кладка. — Должно быть, трудно одной вести такое хозяйство!

— У меня был работник до четырнадцатого года, его убило в Монсе, разорвало на куски. А больше никто не соглашается помогать. Приходится самой за всем приглядывать. — Она говорила беззлобно, но выражение ее глаз подсказало Ратлиджу: она ненавидит войну и оплакивает человека, погибшего во Франции.

— Я ищу молодого Робинсона, пасынка Джералда Элкотта.

— Я так и поняла. Разве его еще не нашли?

— Н-нет… Еще нет.

Мэгги Ингерсон держалась спокойно и с достоинством, ее манеры говорили о самодостаточности без излишней жалости к себе. Одевалась она просто, как будто считала, что в жизни нет места ненужным излишествам. На ней были резиновые сапоги, толстые мужские вельветовые брюки и мужское же тяжелое пальто. Под ним у ворота виднелась красная рубаха в клетку, казавшаяся единственным женским предметом одежды. Похоже, Мэгги равнодушно относилась к мнению о себе окружающих.

— Скажите, что вы слышали и видели в ту ночь, когда разыгралась метель? Вспомните, может, собака ваша вдруг залаяла без причины? Может, утром, когда снегопад утих, вы вышли во двор и увидели незнакомые следы? Все, что угодно, что поможет нам найти мальчика. Вы ведь живете не так далеко от фермы Элкоттов.

— На бумаге, наверное, недалеко. А вы заметили, что к нам надо подниматься в гору? Пока ко мне не пожаловала поисковая партия, я не знала, что надо прислушиваться и высматривать что-то необычное. А в ту ночь так завывал ветер, что собственных мыслей не было слышно! Мы с собакой грелись у огня, а овец предоставили самим себе. — Мэгги покосилась на свою палку. — Да я почти ничего и не могла сделать.

В горах поднялся ветер; Ратлидж чувствовал его приближение, а вот Мэгги Ингерсон даже не дрогнула. Она, как подсказывал Хэмиш, была крепкой породы.

— Мне сказали, недалеко от ваших владений проходит тропа, которая ведет через горы к побережью.

— Не то чтобы тропа… Раньше по ней гнали скот. Наверное, в хорошую погоду я сумею ее отыскать. Хотя найдут ее немногие. По ней уже лет сто никто не ходит.

— А в ту ночь, когда поднялась метель?

Мэгги хмыкнула:

— Инспектор, здесь вам не Лондон! Невдалеке могла бы пройти целая армия, но я бы ничего не увидела. И не услышала.

— Зато ваша собака могла услышать.

— Сибил у меня трусиха. Я выпускаю ее ненадолго на двор, она делает свои дела и возвращается в дом. Она у меня рабочая собака. Если кто-нибудь на двух ногах проходит мимо фермы и от него не пахнет овцами, она и внимания не обратит. Что бы он ни натворил!

Ратлидж приставил ладонь козырьком ко лбу и еще раз огляделся. Внизу по каменистому ложу тек ручей, впадавший в озеро Эрскуотер. Наверху над грудой камней нависал скалистый, зазубренный выступ. А еще выше горный хребет прогибался седловиной. Значит, там перевал.

Как будто прочитав его мысли, Мэгги Ингерсон сказала:

— Он… тот мальчик… не вырос в наших краях. Я не видела, чтобы он отбегал далеко от дома. На его месте я бы точно так же и поступала. Сидела дома и выжидала.

— Все зависит от того, — возразил Ратлидж, — бежал ли он от чего-то… или к чему-то.

Она пожала плечами:

— У меня детей нет. Не знаю, как вам ответить.

— Погибли пять человек.

— Я их не убивала. Джералд Элкотт мне очень нравился, но в наших краях, знаете ли, не до болтовни с соседями. У нас, чтобы прожить, надо работать день и ночь. Если мальчик убежал, как утверждает сержант Миллер, значит, он тоже погиб, а у меня даже сил не хватает, чтобы погоревать о нем. По-моему, лучше ему умереть. Я знаю, что значит жить в одиночку, когда не к кому обратиться за помощью. Такой участи я бы ему не желала. Ну а теперь… простите, мне нужно сесть, а то нога устала. Стоять мне тяжело.

— Может, вам нужна помощь? Не хотите ли показаться доктору Джарвису? Хватает ли вам продуктов?

— Из-за доктора Джарвиса у меня все так и вышло с ногой. Он сказал, что сумеет срастить кости и нога снова будет прямой. Но у него ничего не получилось. Сначала нога не желала срастаться, а потом началось заражение. Мне хватает того, что у меня есть, а без остального обхожусь. Но спасибо, что предложили.

Мэгги круто развернулась, вошла в дом и захлопнула дверь перед самым носом Ратлиджа.

Ратлидж еще немного постоял во дворе фермы Ингерсонов, вспоминая слова хозяйки.

Она, видимо, считала, что Джош Робинсон бежал из дома, где произошло убийство, спасая свою жизнь, — так думали все местные жители. Поэтому поисковые отряды и разошлись из Эрскдейла во все стороны.

Но что, если в ту метельную ночь все обстояло совсем не так?

Что, если мальчик до сих пор прячется где-то рядом с домом и ждет, когда за ним приедет отец?

Ратлидж завел мотор и вернулся назад той же дорогой.

Вернувшись на кухню, Мэгги увидела, что мальчик стоит неподвижно, словно прирос к полу, и глаза у него огромные от страха.

— Мне он даже понравился, — заметила Мэгги, подходя к очагу, чтобы погреть руки. — Он сбился с пути.

Мальчик молча смотрел на нее в упор.

— Сказал, что он из Лондона.

Мальчика затрясло, как будто его била лихорадка. Вначале она подумала, что у него припадок, и озабоченно наблюдала за ним, ожидая, когда он закатит глаза или упадет, ударившись затылком об пол. Но он стоял на месте, не в силах сдвинуться, и в глазах у него был такой ужас, что она подошла поближе и положила руки ему на плечи. Он дернулся при ее прикосновении.

— Что Сибил находит, то оставляет при себе, — решительно сказала Мэгги. — Слышишь меня? Если сам захочешь уйти, вон дверь. Открой и уходи. Если хочешь остаться, тебе придется мне верить.

Она подошла к креслу и тяжело опустилась в него.

— Сейчас чайник закипит, а я давно на ногах. Если хочешь чаю, придется тебе самому его заварить. А я нарежу хлеб. Попозже подбросим сена овцам на холме. Снег слишком глубокий, они проголодаются, пока он растает. Потерять их мне не по карману. — Растирая ногу, она продолжала: — Не люблю никому быть должной. Я не так воспитана. Но ты здесь, ты мне нужен, значит, и говорить не о чем.

Он подошел к очагу и, дождавшись, пока тяжелый чайник засвистит, снял его с крюка. Держа чайник обеими руками, осторожно поставил его на подставку и полез в буфет за чаем, сахаром и чашками.