Чарльз Тодд - Хладнокровное предательство

— Поэтому сейчас вы не можете решить, арестовать меня или довериться своему суждению, что человеком, которого вы ищете, был другой идиот, который пробрался туда ночью.

— С радостью арестовал бы и вас, и Элкотта, а потом пусть все решает суд!

Джанет Аштон вскинула голову:

— Уж не думаете ли вы, что мы с Полом — сообщники?

Ратлидж вынул из кармана огарок свечи. И половинку запонки.

— Запонки сломал мальчик — случайно или в приступе злобы. Вы знаете, кто их ему подарил?

Едва взглянув на вещицу, Джанет ответила:

— Хью подарил их ему на день рождения. Грейс позволила Джошу держать подарок у него в комнате. Теперь я понимаю, что напрасно.

— Зачем он их сломал?

— Наверное, обиделся на отца — решил, будто Хью его бросил. Потому что не приехал за ним, не забрал его с собой в Лондон. Может, Хью и прав. Джошу было плохо, он хотел отомстить. Но оскорбленные чувства еще не делают мальчика убийцей!

Около восьми утра Ратлидж громко постучался в дверь Пола Элкотта и разбудил его. Пол открыл дверь взъерошенный, пижамная куртка была заправлена в брюки. Ратлидж опустил голову. Пол ходил по дому босиком.

— В чем дело? Что случилось?

— Хочу взглянуть на ваши ботинки.

— На мои ботинки?! Вы что, с ума сошли? Еще даже не рассвело!

— И тем не менее.

Элкотт нехотя впустил его в дом и открыл дверь шкафа.

— Вот они! Вторая пара стоит у кровати.

В душном помещении явственно попахивало джином. Запах пропитал и постельное белье, и самого Элкотта.

Ратлидж поднял оба ботинка по очереди и внимательно их осмотрел. Сухие и чистые, только на одном пятна краски — и, похоже, их недавно чистили.

— Других у вас нет?

— Я не богач! — вызывающе ответил Элкотт. — У меня две пары ботинок, больше нет.

— Не покажете ли пальто, которое было на вас на похоронах?

— Оно в чулане… Обыщите его и убирайтесь!

Ратлидж нашел темное пальто и провел пальцами по той стороне, где были пуговицы. Одной недоставало.

Как он выглядел в церкви? Ратлидж постарался вспомнить Элкотта, который стоял рядом с Белфорсами. Может, пуговица отсутствовала уже тогда? Под дождем, когда все пальто и шляпы промокли, отсырели, не обращаешь внимания на подобные мелочи. Сделав вид, будто ничего не заметил, Ратлидж закрыл чулан.

— Когда начали пить? — неожиданно спросил он.

— Вообще, это не ваше дело, но выпил я после ужина. Какого ни есть. Сейчас у меня нет желания готовить. Да и аппетита нет после работы в той проклятой кухне. Я бы продал ферму, если бы не боялся, что отец вылезет из могилы и начнет меня мучить. Придется привыкать там жить. Так что пью я, можно сказать, чтобы набраться храбрости… У меня осталось немного джина от прошлогодних запасов.

Ратлидж вдруг заметил, что в помещении стало теплее, чем раньше.

— Вы уже позавтракали?

Элкотт выругался.

— Встал часов в шесть и заварил себе чаю. Насколько я знаю, никакого закона я не нарушал!

У теплой плиты можно очень быстро просушить мокрую обувь. Может, вернувшись с фермы, Элкотт нарочно напился?

Элкотт продолжал:

— Я-то думал, вы с раннего утра поедете на ферму с фонарем и лопатой. Будете искать то, что ожидаете там найти!

— Вы хорошо ладили с Джошем?

— Нормально. Я же вам сказал, я считал, что Джерри дурак, что взял за себя женщину с ребенком. И мальчишка мне не нравился. Но это не значит, что я готов был его убить.

— Но ведь дети Робинсоны не представляли для вас угрозы, верно? Они не могли наследовать имущество отчима!

— Я спрашивал Джерри насчет наследства. Одно дело, когда дети — Элкотты по крови, и совсем другое — если у них нет связи с землей или Эрскдейлом. Он обещал мне, что ферма не уйдет из семьи.

— И вы ему поверили?

— А что мне еще оставалось? Да, по-моему, и Джерри не было смысла врать. Он вырос на этой земле, был к ней привязан даже больше, чем я. Джошу всего десять лет. Его с фермой ничто не связывало, кроме матери и сестры. Все могло быть по-другому, попади он сюда маленьким…

Пол Элкотт понял, что наговорил лишнего, и спросил:

— Инспектор, вы покончили с тем, ради чего пришли?

— Если не возражаете, я хотел бы осмотреть кухню.

— Возражаю, но вас это не остановит. Дорогу вы знаете.

Ратлидж осмотрел кухоньку. Все тряпки, которыми можно было отчистить ботинки, наверняка сгорели в огне.

Хэмиш упрекнул его: «Наплел невесть чего, а все равно ничего не добился!»

Под столом, за которым, наверное, завтракал Элкотт, Ратлидж заметил землю. Но невозможно понять, откуда она взялась — со двора, из конюшни или со склона горы.

Ратлидж поблагодарил Элкотта и ушел.

Следующий визит он нанес Хью Робинсону. Тот уже оделся и завтракал на кухне. Ратлидж тихо вошел в его комнату и осмотрел обувь. Ботинки чистые, сухие.

Он вернулся к Робинсону и спросил:

— Вы вчера ночью ездили на ферму Элкоттов?

— На ферму? Нет, что вы. Век бы ее не видеть!

— Я подумал, может, вы решили, что ваш сын там, где-то прячется… Словом, решили его поискать.

— Не скрою, были у меня такие мысли… — Робинсон осекся, потому что на кухню вкатилась Элизабет Фрейзер со словами:

— Гарри сегодня неважно себя чувствует. Я постучала, но он сказал, что у него начинается мигрень.

Элизабет успела перевязать руку, повязка стала тоньше. Но ей все равно не под силу было поднять тяжелый чайник, и Ратлидж сам налил ей чаю. Она поблагодарила его.

Робинсон продолжал:

— Не знаю, оплакивать сына или все-таки надеяться… Как поступают с детьми его возраста, если они кого-то убивают? Я ночи не сплю — все время думаю. Конечно, детей не вешают, да и в тюрьму со взрослыми преступниками его вряд ли посадят. Куда же его упекут?

Ратлидж вспомнил молодого человека, которого совсем недавно отправили в клинику для душевнобольных. Пожалуй, он не мог подсказать горюющему отцу ничего более радужного. И все же для родителей преступника такой исход показался более милосердным.

— Решать предстоит судье, — ответил он, следя за выражением лица Элизабет Фрейзер. — Таков его долг. Моя же обязанность — отделить зерна от плевел. Где мисс Аштон?

— Наверное, еще спит. Я встретила ее, когда она возвращалась с прогулки, — ответила Элизабет. — Говорит, ей трудно лежать, потому что ребра еще болят. И она горюет по сестре. Я видела ее вчера на кладбище, когда ходила за покупками.

Миссис Камминс открыла дверь и остановилась на пороге, как будто не могла решить, рады ей здесь или нет. Она была сильно навеселе: расширенные зрачки, глаза мутные, рука, лежащая на дверной ручке, дрожит.

— Ночью мне приснился страшный сон, — сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь. — Я была на кухне, и вдруг что-то вошло в ту дверь со двора. Я видела его, но не понимала, что передо мной. В комнате было темно, а я так испугалась… повсюду была кровь. А мне… не хотелось умирать!