Энн Перри - Вор с Рутленд-плейс

Она сидела на стуле, прямая как доска, не спуская глаз с Питта.

— Мина в тот день, как вы знаете, ходила к ним проведать Элоизу. Та и подарила ей бутылку ликера. Мина пришла домой и выпила. И умерла. Как Элоиза и планировала. Тормод, понятно, ее оберегал. Растил с детства. Чувствовал себя ответственным за нее — хотя, видит бог, с какой такой стати? Давно надо было поместить ее в какой-нибудь санаторий или куда еще. Думаю, в глубине души он и сам это понимал. Но решиться не мог. Спросите любого, кто его знал. Все скажут, что Элоиза и меня ненавидела — потому что Тормод был ко мне неравнодушен.

Питт сидел не шелохнувшись. Все складывалось. Он помнил лицо Элоизы, темные, будто устремленные внутрь, пропитанные болью глаза. Такая женщина одним своим видом требовала внимания и защиты. Хрупкая, как сама мечта. Казалось, крикни — и она растает. Ему не хотелось думать, что она опустилась до безумия и убийства. Но и аргументов против он не находил, как не видел фальши в откровениях Амариллис.

— Спасибо, миссис Денбай, — сказал Питт бесстрастно. — Сегодня уже поздно, но завтра я приду на Рутленд-плейс и проверю все ваши показания. — Он не сдержался и добавил: — Жаль, вы не были столь откровенны раньше.

На ее лице проступили едва заметные пятна краски.

— Я не могла. Да и толку все равно бы не было. Тормод все отрицал бы. Считал, что это он за нее в ответе. Это она его так приучила… Паразитка! Не хотела, чтобы он жил сам по себе, независимо. И преуспела! Всю свою жизнь, день за днем, год за годом внушала ему чувство вины. Сделал что-то без нее — виноват. Пошел куда-то без нее — виноват. Даже если посмеялся над шуткой без нее! — Голос ее снова сорвался вверх. — Сумасшедшая! Вы не представляете, что она с ним вытворяла. Это она его погубила! Посадить под замок — навечно! — вот чего она заслуживает!

— Миссис Денбай! — Томас хотел унять ее, избавиться от этого блестящего лица с мягкими, как у девчонки, чертами и пустыми глазами. — Миссис Денбай, пожалуйста, не расстраивайтесь так. Я приду завтра и поговорю с мисс Лагард. Возьму с собой сержанта Харриса, и мы поищем улики, о которых вы говорили. Если найдем что-то, поступим соответственно. А сейчас сержант Харрис проводит вас до кареты. Советую выпить успокоительного и лечь пораньше. День для вас был ужасный. Вы, должно быть, утомились.

Миссис Денбай поднялась, но остановилась посредине комнаты, глядя на него, вероятно раздумывая, сделает ли он то, что ей нужно.

— Я приеду завтра. — Питт добавил резкости.

Не говоря ни слова, она повернулась, вышла и закрыла за собой дверь, оставив инспектора в покое и в состоянии необъяснимого недовольства.

Избежать этой обязанности, которая не несла никакого удовлетворения, никакого ощущения завершенности, Томас никак не мог. Но с другой стороны, убийство всегда приносит трагедию.

Он отправил Харриса еще раз перерыть все, особенно в спальнях и туалетных комнатах, в поисках какого-нибудь напитка, схожего с тем, что выпила Мина, или каких-либо пустых бутылок вроде той, что была найдена в ее комнате. Не забыл он и показать Харрису рисунок белладонны, чтобы тот мог поискать ее в оранжерее или надворных строениях. Впрочем, ни наличие, ни отсутствие данного растения ничего бы не доказали, хотя обнаружить его в центре Лондона и было бы необычно. Но у Лагардов имелся загородный дом; насколько ему было известно, в Хертфордшире белладонну вполне можно было найти в любой живой изгороди или лесопосадке.

Элоиза приняла его во всем черном; шторы были наполовину задернуты в традиционном трауре, слуги бледны и угрюмы. Она сидела у огня, но выглядела так, будто тепло никак не может пробиться к ней.

— Мне очень жаль, — машинально пробормотал Питт, извиняясь не только за вторжение, но за все — за ее одиночество, за смерть, за то, что он ничем не в силах помочь и лишь еще больше ее обременяет.

Она ничего не ответила. Ей больше не было никакого дела ни до того, что сделал он, ни до того, что сделал кто-либо еще. Она пребывала в месте скорби, дотянуться куда он не мог.

Питт присел. Стоя он почему-то чувствовал, что руки или ноги в любую секунду могут что-либо опрокинуть.

Затягивать беседу, пытаться быть тактичным не имело смысла. От этого было бы только хуже, хуже до неприличия, словно он отказывался признавать смерть.

— Миссис Спенсер-Браун заходила к вам в тот день, когда умерла. — Это было утверждение; никто и никогда не отрицал сего факта.

— Да, — безразлично промолвила Элоиза.

— Вы давали ей бутылку ликера?

Она смотрела на языки пламени.

— Ликера? Нет, не думаю. А прежде вы об этом разве не спрашивали?

— Да, спрашивал.

— Это важно?

— Да, мисс Лагард, потому что в ней был яд.

По лицу ее пробежала улыбка, призрачная, как порыв холодного ветра над водой.

— Думаете, я его туда добавила? Я этого не делала.

— Но вы дали ей ликер?

— Не помню. Возможно. Кажется, она выглядела осунувшейся и сказала, что устала, или что-то в этом роде. У нас всегда есть ликер. Один сосед по Хертфордширу дает его нам.

— Он и сейчас у вас имеется?

— Полагаю, что да. Мне ликер не нравится, но Тормод его любил. Хранится в буфетной дворецкого — там он под присмотром. Довольно крепкий.

— Мисс Лагард… — Похоже, женщина не осознавала последствия того, о чем они говорили. Она витала где-то далеко, словно вся эта история никак ее не касалась. — Мисс Лагард, это очень серьезный вопрос.

Она наконец посмотрела на инспектора, и он был поражен болью и страхом в ее глазах — она боялась не его, а кого-то другого, кого-то, кого могла видеть лишь она одна. В ее взгляде не было ни гнева, ни ненависти — лишь страх, бесконечный, неизмеримый страх.

Уж не безумие ли он наблюдает? Или, может быть, он узнаёт его в том, кто пока еще в своем рассудке, но понимает, что ждет впереди, безвозвратный уход в черные коридоры сумасшествия?

Неудивительно, что Тормод пытался защитить ее! Он хотел все сделать сам, предотвратить это, вернуть ее любым известным ему способом. Он даже не думал о том, чтобы рассказать об этом кому-то. Чудовищность того, что он увидел, описать было невозможно.

Питт не мог этого больше выносить. Он поднялся на ноги. Что толку терзать ее вопросами? Доказательства — вот что было важно. Без них он ничего не сможет поделать, что бы ему ни было известно, какие бы догадки он ни строил.

— Простите за беспокойство, — неловко произнес Томас. — Пойду помогу сержанту Харрису. Если возникнут еще вопросы, обращусь к кому-нибудь из слуг. Постараюсь больше вам не досаждать.

— Благодарю. — Элоиза сидела все так же прямо и даже не повернулась, чтобы посмотреть, как он идет к двери и открывает ее.

Такой он ее и оставил — неподвижной, смотрящей не на огонь и не на белые цветы на столе, а на что-то, чего он не видел ни сейчас, ни когда-то прежде.