Иван Менджерицкий - По методу профессора Лозанова

На следующий день после обеда ему позвонил прокурор Смирнов и сказал, что поручает ему дело с анонимками.

И вот прошло трое суток, и поздним вечером Крымов сидел в своем кабинете, измотанный работой и жарой.

Он подошел к окну. Москва засыпала. Хоть и ехали веером по Садовому кольцу поливальные машины, не спали порты и вокзалы, работали хлебозаводы и типографии, сновали по городу грузовики с надписями вдоль бортов — «молоко», «квас», «свежая рыба»…

И в квартирах, квартирках, коммуналках кто-то еще читал, кто-то, возможно, бился над неразрешимой формулой, кто-то проводил последнюю линию на чертеже, кто-то вызывал неотложку, кто-то, наверное, говорил: «Я люблю тебя» или «Давай, наконец разведемся», кто-то искал рифму, кто-то дописывал письмо, заменяя собственную фамилию псевдонимами: «доброжелатель», «борец за правду» или «группа товарищей».

Все анонимки, написанные на Владимира Ивановича Мельникова, приходили именно от безымянной группы товарищей. «Чьих товарищей? — думал Крымов. — Мельникова? Правоохранительных органов? Советской власти?»

Александр Иванович читал эти письма, и всюду в конце — «группа товарищей».

Доносы не будоражили воображение: «…В служебную командировку за границу оформляются только друзья и собутыльники Мельникова. И за это шефу надо принести куш. Существует такса: столько-то следует за поездку в соцстрану, столько-то в капстрану. И еще оттуда в обязательном порядке привозится стоящий сувенир…» Или вот: «… База отдыха треста превращена в загородную резиденцию Мельникова. Кутежи, пьянки, разгул. Принимают в этом участие и дружки Мельникова, и разные должностные лица, которые потом Мельникова прикрывают…» И такое: «Не можем молчать, когда попираются законы. В то время, когда в тресте идет сокращение штатов, Мельников оформляет на работу свою молодую любовницу».

Помимо анонимок в объемистых папках находились и отчеты комиссий, в течение трех лет старательно проверявших этот поток клеветы. «Факты не имели места», «Факты не подтвердились», «Факты не имеют документального подтверждения…»

«Да разве все это можно называть фактами?» — думал Крымов. — Откуда в нас эта щепетильность? Почему мы ложь называем заблуждением? Воровство — клептоманией? Расхитителей — несунами? Откуда это благодушие? Может, реакция на липовые отчеты, которые бытовали до недавнего времени и поголовно «вводили в заблуждение…» да, нет же — обманывали всех — подтверждая отрадные кривые преступности, якобы, стремящейся к нулю. А на самом деле — к нулям, да только стоящим после солидных цифр.

Ладно, поменьше эмоций, говорил себе Александр Иванович. Ишь каким зорким стал. А раньше чего помалкивал? Страдал глаукомой? Не слышал без очков? Ах, вот оно что — боялся быть неверно понятым. Ну, и ловкач ты, приятель…

Все анонимки были напечатаны на первоклассной бумаге. И машинка, видать, была новая — строчки ровненькие, буковка к буковке.

Александр Иванович устало потер глаза, потянулся, взглянул на часы и принялся аккуратно складывать бумаги в папки. Он знал, что работа предстоит ему сложная и понимал, что нужен стоящий помощник, человек, для которого не существует невозможного. Такой человек был, но в подчинении у Крымова не состоял. Конечно, можно было позвонить его непосредственному начальнику, и тот бы дал команду, но Александру Ивановичу не хотелось облачать их сотрудничество в такую форму. Поэтому пришлось в воскресенье подняться ни свет, ни заря, поблагодарив судьбу за то, что жена в командировке, а сын на каких-то спортивных сборах, и никому ничего не надо объяснять.

Он доехал на метро до Преображенки, а оттуда трамваем до Знаменской, прошел пешком еще с километр и очутился на небольшом стадионе, где даже трибун не было, а стояли всего несколько скамеек.

Стадион был почти пуст. На другой стороне поля лишь несколько подростков играли в футбол в одни ворота.

Крымов достал газету. А уже через несколько минут появился тот, ради кого он и приехал сюда.

Определить возраст этого человека было трудно — может, 25, а может, и на 10 лет больше. Был он чуть выше среднего роста, худощав и вроде бы даже хлипковат. Но это впечатление вмиг рассеялось, как только он снял куртку, стянул через голову футболку. Рельефные мышцы играли на его спине, плечах, груди. Не просто тренированный человек, а профессионал.

Он остался в спортивных брюках, в кроссовках. Вышел на поле стадиона. Принялся с удивительной легкостью отжиматься от земли. Потом прыгал на месте, поднимая вверх руки и резко сбрасывал их вниз, словно собирался взлететь. И, наконец, припустился по гаревой дорожке стадиона, то наращивая скорость, то гася ее.

Он пробежал почти круг, когда со скамеек для зрителей до него донесся беззаботный веселый голос:

— Прибавь еще немного, сынок, и все рекорды будут наши! — крикнул Крымов.

— Александр Иванович! Вот так встреча!

— Физкультпривет! — отозвался Крымов. — Я смотрю, кто-то бежит, вроде похожий на Сергея Бубку. Ну, думаю, опять быть рекорду.

— Но Бубка, товарищ подполковник, занимается прыжками с шестом.

— Что ты говоришь?!

Они пожали друг другу руки.

— Значит, в отпуске? — спросил Крымов.

— Не в отпуске, а экзамены. И дел невпроворот. Занимаюсь одной строительно-механизированной колонной. Там, похоже, круто все завязано.

Они направились к выходу.

— Так ты вот что, — сказал Крымов Агееву, — на работу завтра выходи. С начальством твоим я уже договорился.

— А кого будем искать?

— Анонимщика.

— Кого-кого?

— Ты когда в последний раз медкомиссию проходил?

— А что?

— Да вроде раньше на глухоту не жаловался.

— Но я же, товарищ подполковник, оперативный сотрудник БХСС! — взмолился Агеев. — Причем тут анонимщик?

— Мне интуиция подсказывает — ты справишься.

— У меня еще полно работы со строительно-механизированной колонной.

— Повторяешься.

— А у меня еще неделя отпуска есть, — не унимался Агеев.

— Самая сильная моя сторона — это железная аргументация, — доверительно сообщил Крымов, — и на твои причитания о неделе отпуска я отвечу словами популярной песенки: «На недельку до второго ты уедешь в Комарово».

— Действительно, железный аргумент.

— Вот и я говорю.

Утром Юрий Кузьмич Агеев уже входил в кабинет Александра Ивановича. Выкладывал из портфеля на стол перед Крымовым папку за папкой, пока не выросла довольно внушительная стопка.

— Садись, — сказал Александр Иванович.

И Кузьмич присел на один из стульев, стоявших вдоль стены.

— Как впечатление?

Агеев начал приподниматься.

— Сиди, сиди.

— Впечатление, товарищ подполковник, извините, как будто из нужника вылез.