Найо Марш - В мишуре и блестках

— Он странный. Когда я его рисовала, мне все время Лезли в голову нелепые сравнения.

— Например?

— Ну… с фавном или с верблюдом…

— И на кого же больше походит его портрет?

— Сначала больше походил на верблюда, а потом фавн взял верх, и не какой-нибудь милый глазастенький олененочек, а вполне законченный сатир вроде Пана.

— Неудивительно. Что ж, если он смахивает на Пана, то его нареченная нимфа как раз то, что ему требуется.

— А она ведь глаз на тебя положила.

— Радость моя, — улыбнулся Аллейн, — если бы я смог уловить в тебе хотя бы призрак сходства — хотя бы самое отдаленное родство — с ревнивой мегерой, то раскукарекался бы, как надутый петух на насесте.

— Хватит препираться, а то Хилари нас заждется. В семь подают аперитивы. Тебе предстоит познакомиться с мистером Смитом и Прыгами.

— Со знакомством можно и повременить.

В дверь постучали.

— Не получится, — скорчила гримасу Трой. — Войдите.

Это был Найджел. Потупив глаза, он передал мистеру Аллейну любезнейшую просьбу мистера Билл-Тасмана спуститься в кабинет.

— Буду через пять минут, — сказал Аллейн и, когда Найджел вышел, спросил: — Это который?

— Тот, что убил порочную женщину. Найджел.

— Я так и думал. Вот и до меня добрались.

И в ту же секунду Аллейн молниеносно преобразился: из благодушного мужа он превратился в сдержанного непроницаемого детектива. Трой уже давно перестала удивляться таким переменам. Чмокнув жену в щеку, Аллейн направился вниз.

Суперинтендант Рэйберн был огненно-рыжим, крупным, как большинство полицейских, но худощавым. На его лице главным образом выделялись брови, густые и лохматые, как у скотч-терьера, и россыпь ярких веснушек, не бледневших даже зимой.

Аллейн застал его и Хилари в кабинете. Газетный сверток с кочергой лежал на столе. Перед Хилари стояла рюмка с шерри, а перед мистером Рэйберном стакан с щедрой порцией виски с содовой, из чего Аллейн заключил, что суперинтендант пока не очень в курсе, какого сорта работа ему предстоит. Рэйберн был явно рад встретиться с Аллейном и пробормотал что-то о счастливой случайности.

Предложение выпить Хилари сопроводил пространным предисловием: мол, все гости собираются в семь в гостиной на аперитив, а поскольку им здесь, в кабинете, придется, видимо, задержаться, то почему бы Аллейну…

— Не откажусь, — согласился Аллейн и добавил небрежным тоном: — Я ведь не на службе. — Веснушки мистера Рэйберна побагровели.

— Да и я тоже, — поспешил оправдаться он. — Надеюсь. По крайней мере, пока.

Хилари пояснил, что суперинтендант Рэйберн только что прибыл, его задержали дела в участке. К тому же поездка оказалась не из приятных, на улице холодно, снова идет снег, а встреча с Аллейном для суперинтенданта, похоже, все равно что праздник. Сам Хилари как раз собирался сделать мистеру Рэйберну заявление — Хилари передернуло — по поводу «прискорбного случая».

— Разумеется, — отозвался Аллейн и более не проронил ни слова.

Мистер Рэйберн извлек блокнот, и Хилари начал. Не слишком уверенно, но достаточно дельно и кратко. Первым делом он рассказал о рождественском представлении и замене, на которую пришлось пойти в самый последний миг. Затем перешел к Винсенту, видевшему, как Молт (которого он принял за полковника) после выступления пробежал через двор к крыльцу и вошел в раздевальню.

— Раздевальня, — пояснил Хилари, — находится справа от входных дверей, в углу между, холлом и гостиной, что очень удобно. Одна дверь из нее ведет в холл, другая — на крыльцо, чтобы, как говорится, не пачкать сапоги о ковры.

— Понятно… — Мистер Рэйберн глянул на свои заметки. — Итак, последнее, что нам известно о нем?..

— То, что, сняв с помощью мисс Тоттенхэм костюм и грим, он, предположительно, вышел из раздевальни и, согласно высказанному им намерению, направился наверх к полковнику Форестеру.

— Он покинул раздевальню через дверь, ведущую в холл, сэр?

— Опять же предположительно. Вряд ли он стал бы выходить на крыльцо и добираться до холла кружным путем, не так ли?

— Значит, вы полагаете, сэр, что у него не было причин кружить? И никто не видел, как он поднимался наверх?

— Никто. Но в этом нет ничего удивительного. Слуги были заняты приготовлением ужина для детей. Холл, по моему настоянию, освещался только свечами, стоявшими на столе. Как вы заметили, на галерею ведут две лестницы. Стол находился рядом с той, что дальше от раздевальни. Прислуга могла и не заметить Молта, а он, возможно, не стал привлекать к себе внимание. Дело в том, что Молту, — Хилари снова слегка передернуло, после чего он торопливо продолжил: — Молту было отдано распоряжение помочь с ужином, однако распоряжение он получил до того, как ему пришлось срочно заменить полковника Форестера.

— Да, сэр, ситуация мне понятна. Имеются ли в раздевальне пальто и другая верхняя одежда, сэр? — осведомился Рэйберн. — Плащи, зонты, резиновые сапоги и прочее?

«Молодец, Джек», — мысленно похвалил коллегу Аллейн.

— Да. Имеются. Вы полагаете, — быстро спросил Хилари, — что он мог?..

— Мы должны рассмотреть все версии, не так ли, мистер Билл-Тасман?

— Конечно, конечно.

— Не известна ли вам, сэр, какая-либо причина, хотя бы самая отдаленная, которая могла бы подвигнуть мистера Молта уйти из дома и — прошу прощения за выражение — дать деру?

— Нет. Нет, не известна. И… — Хилари затравленно взглянул на Аллейна, — это еще не все. Послушайте…

И Хилари выложил историю о японском сундучке и его содержимом. Мистер Рэйберн, как ни пытался, не смог скрыть своего изумления. Кульминацией повествования стала демонстрация кочерги.

Аллейн ждал этой минуты. Он отметил, усмехнувшись про себя, мгновенную и резкую перемену, происшедшую с Рэйберном. Манеры суперинтенданта стали подчеркнуто официальными. Он глянул на Хилари, затем быстро перевел взгляд на предмет, лежавший на столе, и долго не сводил с него глаз. Лупа лежала у него под рукой.

— Вы позволите? — попросил он разрешения и, взяв лупу, принялся тщательно рассматривать кочергу. Затем воззрился на Аллейна. — Полагаю, вы видели?

Аллейн кивнул.

Хилари повторил рассказ о том, как он нашел кочергу, а мистер Рэйберн, выглядывая в окно, задавал вопросы и делал заметки. По ходу процедуры он пытался окольными путями вовлечь в дискуссию Аллейна и был разочарован упорным молчанием старшего коллеги.

Хилари избегал смотреть на предмет разговора. Повернувшись спиной к столу, он нагнулся к камину, намереваясь поворошить угли, но, взявшись за кабинетную кочергу, вдруг с невольной брезгливостью отдернул руку, и кочерга со звоном упала на каминную плиту.

— Да, да, — несколько раз повторил Рэйберн безразличным тоном, а затем добавил, что ситуация, кажется, немного усложнилась и ему нужно подумать, какие меры следует предпринять. Он сказал Хилари, что хотел бы забрать кочергу, и спросил, нет ли у него картонной коробки. Хилари вызвался послать за коробкой кого-нибудь из слуг, но Рэйберн предложил пока не будоражить прислугу. Покопавшись в бюро, Хилари извлек картонный футляр, в котором хранились карты. По извлечении карт Рэйберн затолкал в футляр завернутую в газету виновницу переполоха и заметил, что на данном этапе не стоит предавать находку гласности. Хилари с лихорадочной поспешностью согласился. Затем Рэйберн выразил желание «покалякать» со старшим суперинтендантом о тех самых вновь возникших сложностях, столь существенно изменивших ситуацию. Хилари вздрогнул. Рэйберн попросил Аллейна о любезности показать ему раздевальню. Хилари начал было предлагать свои услуги, но вдруг резко умолк и пожал плечами.