Найо Марш - В мишуре и блестках

— Кто и против кого злоумышлял? — обратился он к Найджелу.

— Оставьте меня в покое! И не встревайте между мстителем и его гневом, а то всем нам придется худо.

— Нельзя ли расшифровать, нам страшно интересно, — попросил Аллейн и, похоже, сказал чистую правду: остальные молчали, словно воды в рот набрав.

— Давайте же, Найджел, — тормошил его Аллейн. — Кто это был?

— Он. Тот, кого гнев Господний вырвал из наших радов.

— Молт?

— Совершенно верно, — ответил Найджел, с озадачивающей молниеносностью превратившись в нормального человека.

С этой минуты беседа потекла по иному руслу. Найджел замкнулся в мрачности, не предвещавшей ничего хорошего, а остальные принялись с ослиным упрямством избегать сколько-нибудь определенных высказываний по любому вопросу, заданному Аллейном. Катберт, нехотя взявший на себя роль спикера, заявил, что имеется доказательство — он с нажимом произнес это слово, — что ловушку подстроил Молт. Когда же Найджел громко выкрикнул: «Злоба!» — Катберт лишь пожал плечами, давая понять, что Найджел не в состоянии отвечать за свое поведение. Был ли Молт на самом деле злобным и пакостным человеком, осведомился Аллейн, и все сделали вид, будто не понимают, о чем идет речь. Аллейн решил рискнуть. Несомненно, сказал он, они все знают об анонимных и оскорбительных записках, подброшенных в комнаты Форестеров и Крессиды Тоттенхэм, и о мыле в ячменной воде мистера Смита.

Слуги явно предпочли бы отрицать всякую осведомленность, но Аллейн надавил и постепенно выудил, что Крессида что-то такое говорила, а Котеночек случайно услышал, и что мистер Смит с пристрастием расспрашивал Найджела, и что сам Молт «упоминал» о происшествиях.

— Когда? — спросил Аллейн.

Никто не помнил точно когда.

— Где?

Память и на сей раз подвела слуг.

— А не здесь ли, в этой комнате, вчера утром?

Слуги явно удивились и встревожились.

— Откуда?.. — начал Найджел и осекся. Остальные ожгли его яростными взглядами.

— Откуда я знаю, вы хотели спросить? — продолжил за него Аллейн. — Ваша беседа была довольно шумной. Ее подслушали. К тому же видели, как Молт выходил отсюда. Вы обвинили его в устройстве всяких пакостей с намерением насолить вам, не так ли?

— Нам нет нужды отвечать, — пожал плечами Винсент. — Это вы сказали, не мы. Мы вообще молчим.

— Да ладно, — сказал Аллейн. — Вы не любили его, так? Это было совершенно очевидно. И его манеры давали вам некоторый повод для неприязни.

— Всякое случается, сэр, — произнес Катберт. — Однако из этого еще не следует, что мы имеем какое-либо отношение… — Его звучный голос дрогнул. Он резко махнул рукой. — …к тому, что он сделал, и как он пропал.

— Согласен. Не следует.

— У нас своя дорога, сэр, а у Молта своя.

— Верно. Но только по какой дороге пошел Молт и куда она его привела? Вот в чем вопрос.

— Прошу прощения за бестактность, — подал голос Котеночек, — но выяснить, что да как — ваша обязанность, сэр. Не наша.

— Конечно, — весело подхватил Аллейн, — это моя обязанность. Иначе не стал бы целых полчаса биться головой о бетонную стенку. Подведем итог. Никто из вас ничего не знает или не готов поделиться своими знаниями об оскорбительных записках, ловушке, мыле в ячменной воде и заклиненном окне. А также никто из вас не готов прояснить вопрос о ссоре, случившейся в этой комнате вчера утром. Если не считать теории Найджела, что Молт погряз в грехе, а именно в грехе алкоголизма (с чем вы все согласны), вам нечего предложить следствию. У вас нет никаких соображений по поводу исчезновения Молта, и вам, похоже, наплевать, жив он или мертв. Все правильно?

Ответом ему было молчание.

— Отлично. Вы не только долго и упорно морочили мне голову, но и почти погубили перспективу деловых отношений, которые я надеялся с вами установить. А самое главное, ваша линия поведения столь откровенно незамысловата, что удивительно, как у вас хватает наглости ее придерживаться. Спокойной вам ночи.

Мистер Рэйберн ждал в холле, сгорая от нетерпения поведать Аллейну о полицейских собаках и меховых сапогах. Пес Бак, с ухмылкой всезнайки восседавший рядом со своим проводником, взял два раздельных следа, идущих из раздевальни через крыльцо, в полном соответствии с передвижениями Друида. Туда и обратно, видимо, сказал Рэйберн. Однако иных далеко ведущих следов обнаружено не было. Попытка найти что-либо ценное между входными дверьми потерпела провал. Аллейн предположил, что собак смутило обилие запахов у входа. Таким образом, пожаловался Рэйберн, все, что удалось извлечь из собачьих бегов, укладывается в хорошо известный факт: Молт выходил из раздевальни, вернулся туда и больше на крыльце не появлялся, если, конечно, его не вынесли или он не переобулся.

— Попробуйте дать собакам тапочку из комнаты Молта, — посоветовал Аллейн. — Посмотрим, что получится.

— Что-то не улавливаю.

Аллейн объяснил. Рэйберн уставился на него.

— Понятно, — произнес он. — Да, теперь понятно.

Тапочку принесли и положили перед Баком. После того как пес уделил ей должное внимание, его вывели во двор, где он некоторое время принюхивался и махал хвостом, демонстрируя очевидную растерянность. Второй пес, Мак, также не проявил интереса ко двору. Когда псов привели в раздевальню, оба отреагировали на запах весьма энергично, однако полностью игнорировали второй меховой сапог и пол под гримировальным столиком.

— Ну и что, — сказал Рэйберн, — мы и так знаем, что он там был. И не только когда переодевался для представления, но и раньше, когда подготавливал комнату для полковника. И все-таки… Похоже, вы Нравы, провалиться мне на этом месте. Что дальше?

— Боюсь, нам придется залезть на ту свалку, что когда-то была оранжереей. Как идут наружные поиски?

— Как и ожидалось в нынешних условиях, плохо. Ребята стараются вовсю, но, если он и лежит там, они могли уже сто раз пройти мимо и не заметить. Разве здешняя банда головорезов не прочесала оранжерейные развалины?

— Говорят, прочесала. Орудовали граблями и лопатами. Небось прошлись, как стадо динозавров. Думаю, надо браться за дело самим. В конце концов, его могли треснуть по голове и оглушить, мы не можем исключить такую возможность.

— А потом он забрел куда-то и рухнул без сознания?

— Оставьте сочинительство, Джек! Подождите здесь, я схожу за плащом.

— Вам понадобятся резиновые сапоги.

— Загляните в раздевальню, нет ли там подходящей пары.

Взяв из своей гардеробной плащ и шляпу, совершенно бесполезную в такую погоду, Аллейн заглянул к жене. Он был удивлен и не слишком обрадован, застав у Трой Крессиду Тоттенхэм, одетую в платье цвета морской волны. На самых интересных местах платье липло к телу, как банный лист, и топорщилось оборками на всех иных.