Николас Блейк - В аду нет выбора

Елена, придя в себя, попыталась сказать:

— Извините, я вела себя глупо, доставив вам столько хлопот. — Она посмотрела на Найджела: — Узнав, что это не Люси…

— Нет, Елена, — произнес Найджел мягко. — Об этом говорить уже поздно. Ивэн ведь ваш ребенок, не так ли?

— Да, — прошептала она наконец и разразилась рыданиями без слез, которые сотрясали все ее тело. Казалось, они никогда не кончатся. Клэр взяла ее за руки, утешая, как только могла. Она сама тихо плакала.

Это должна была быть Елена, думал Найджел. Многое говорит в пользу этого предположения. То, как она восприняла новость об исчезновении Люси. Тот факт, что другие источники информации были практически исключены. Но более всего то, что в панельной обшивке было отверстие, с помощью которого ей какое-то время удавалось вводить его в заблуждение. Когда Елена поняла, как велики подозрения, падающие на нее, она позаимствовала сверло в мастерской владельца Домика и проделала это отверстие. Она была женщиной изобретательной и с большим самообладанием. Не поддавшись искушению самой его «обнаружить», она показала его Найджелу. Мысль о потайном микрофоне пришла ему в голову без всякого подталкивания с ее стороны. Но как только было установлено, что в комнате Лики разговаривала Черри, а не Елена, коварный замысел относительно потайного микрофона отпал: ни у кого из обитателей Домика не было убедительной причины проделывать отверстие в стене. В любом случае это было всего лишь последнее и временное средство. Ей необходимо было отсрочить свое разоблачение, дабы дать время тем, кто ее нанимал.

Перед Найджелом была женщина, рыдавшая на постели, женщина, которая помогла похитить свою падчерицу и, весьма вероятно, погубила жизнь своего мужа. И все же Найджел не находил в своей душе ни отвращения к ней, ни ненависти, ни презрения. Елена, подобно героине греческой трагедии, оказалась перед дилеммой, поставленной перед ней роком: она стала жертвой безликих сил, которые использовали ее сокровенные инстинкты, чтобы отсрочить свой конец, уничтожив ее. У Найджела не было ни малейшего сомнения, что Ивэн каким-то образом был использован в этом деле с целью оказать нестерпимое давление на Елену, так же как и Люси была использована в целях принуждения ее отца.

Мало-помалу рыдания утихли. Елена села на постели, поддерживаемая рукой Клэр, отхлебнула из стаканчика бренди, которое ей предложил Найджел.

— Вы должны презирать меня, — были ее первые слова.

Найджел взглянул на когда-то прекрасное лицо, теперь же измученное и изменившееся до неузнаваемости.

— Нет, Елена, я не презираю вас. Я могу лишь догадываться о том, что случилось. Вы же должны рассказать нам все. Но прежде всего — знаете ли вы, куда они увезли Люси?

— О, если бы я только знала, я бы сказала вам! Верите ли вы мне?

— Да. Но вы даже не можете предполагать… в Лондоне ли она или где-нибудь поблизости от нас?

— Нет. Сожалею. О Боже, зачем я только доверяла им! — вскрикнула Елена.

— Вы и должны были это сделать. Это был шанс обрести Ивэна.

— Да, — ответила она живо. — Вы понимаете. Может быть, если бы я могла иметь еще одного ребенка… Я пыталась полюбить Люси. И я любила ее. Но это было не мое родное дитя. Жизнь моя теперь кончена. Если бы я только могла возвратить Люси Алфреду… Но боюсь, ее уже нет в живых. И я несу ответственность за все происшедшее.

Вдали послышался перезвон колоколов. Они возвещали пришествие Нового года. «Только этого нам и не хватало», — с горечью подумал Найджел.

— Расскажите мне все с самого начала, — попросил он Елену.

— В сентябре они вступили со мной в контакт. Я думала, когда бежала в эту страну, что все подобное осталось позади. Мне следовало быть умнее.

— Прежде всего они сообщили вам, что Ивэн жив.

— Да.

— И вы поверили им?

— Сначала нет. Я не доверяла им. Я ведь не глупа и уже знала, какие методы они используют. Слишком хорошо знала. Даже тогда, когда они рассказали мне про медальон. Это фамильная ценность, оставшаяся от моего первого мужа. Его тоже звали Ивэн. И даже когда они сказали о родимом пятне на теле мальчика, я не очень поверила им. Но хотела верить. Очень хотела. Можете вы понять меня?

— Да, моя дорогая, — ответила Клэр.

— Я подумала, что они осмотрели мальчика после того, как застрелили человека, который нес сына до границы. Тогда шел снег. Я хотела бежать обратно к моему ребенку, но друзья остановили меня. Они сказали, что мой мальчик… Это и заставило меня не возвращаться обратно. Ребенок лежал совершенно спокойно на снегу в нейтральной зоне. Я думаю, что он был оглушен во время падения. Мой маленький Ивэн! А теперь он замерз в снежном сугробе.

Елена не могла говорить, представив эту ужасную картину, возникшую в ее воображении.

— Но в конце концов они вас убедили? — продолжил вопросы Найджел.

— Да. Пограничники, стрелявшие в нас, подобрали ребенка и обнаружили, что он жив. Один из них принес его на ферму, где его накормили и обогрели. Случилось так, что фермер тайно сочувствовал нам. Мы прятались у него на ферме накануне перехода через границу. Фермер и его жена держали у себя Ивэна почти год. Но связи со мной не было. По прошествии года режим решил, что Ивэн должен быть передан в государственный приют для сирот. Когда человек, установивший со мной контакт прошлой осенью, увидел, что я не верю тому, что Ивэн жив, он устроил мне свидание с этим добрым фермером. Он также устроил свидание фермера и его жены с Ивэном в приюте, чтобы они удостоверились, увидев родимое пятно на теле Ивэна, что он тот самый ребенок, которого они когда-то приютили. Поэтому я в конце концов поверила.

В комнате наступило долгое молчание. Лишь порывы ветра доносили сюда временами перезвон колоколов.

— Теперь мы подошли к самой трудной части рассказа, — заметила Клэр, грея в своих руках холодные руки Елены. Та слабо улыбнулась, тронутая вниманием Клэр.

— Да. Пожалуйста, учтите, что я не пытаюсь оправдаться, а лишь все объясняю. Я никогда не прощу себе, что покинула Ивэна. Но когда я узнала, что он жив… узнала, что обрекла его на детство в приюте, на то, чтобы его оболванили и превратили в маленький автомат… тогда я стала страдать более, чем прежде. Понимаете, когда мой муж умирал у меня на руках во время Восстания, его последними словами были слова, в которых он вверял моим заботам маленького Ивэна. Это был священный долг… О, почему колокола все продолжают звонить?

— Они скоро перестанут. Они возвещают Новый год.

— Новый год! Он может быть хуже, чем прошедший. Он должен возвещать смерть, а не жизнь… в этом проклятом мире. — Даже испытывая душевные страдания, Елена бессознательно в какой-то мере выказала себя актрисой. — Пожалуйста, поймите. Я любила Алфреда и бедную маленькую Люси. Они помогли мне обрести душевный покой. Но Ивэн, мой первый муж, был величайшей любовью в моей жизни. Такая приходит лишь один раз. А возможно, и никогда. Но уж если приходит, ничто потом уже не может сравниться с ней… во всяком случае, для женщины. Когда я услышала, что маленький Ивэн жив, все остальное для меня утратило всякое значение. Лишь бы спасти его… и попытаться возвратить ему потерянные годы, быть верной клятве, данной его отцу.